Мать Сумерек (СИ)

— Ничего, о чем следовало волноваться, — это заявление бдительность Хабура не усыпило. — Просто твой молочный брат, Хабур, женат на лучшем из всех союзников, которых можно иметь.

— Мой молочный брат, — Хабур непроизвольно повторил интонацию, — едва ли не костьми лег, чтобы получить этого союзника, — закончил он так, чтобы было понятно, что связь Бану и Маатхаса намного глубже, и нечего тут принижать достоинства Сагромаха до банальной погони за выгодой, которую мог принести такой брак.

Кхассав кивнул, продолжая над чем-то размышлять. Потом спросил:

— То, что вы сказали, тану, ну, насчет того, что в Орсе женщин не спрашивают о согласии в замужестве, это правда?

Хабур не удержался.

— Да серьезно! Простите, ваше величество, но вы женаты два года! Вы что, сами не могли спросить раманин межд…

— Я не тебя спросил, — резко осек Кхассав, и Хабур изумленно застыл. Что за мальчишка такой?

— Да, как можно понять, у нас с Джайей мало общего, и мы крайне мало разговариваем. Она без конца трындит мне про долг, который должна была исполнить, но я никогда не воспринимал всерьез. Думал, она прибедняется, примеряет роль жертвы. А похоже, не врет?

— Нет, — Бансабира просто пожала плечами. — Но варварскими считает наши обычаи.

Кхассав усмехнулся:

— Я заметил.

— Их учение гласит, что Бог создал женщину из ребра мужчины. Вроде как обрат от сливок. Поэтому мужчина и распоряжается своими ребрами, как вздумается. Говоря откровенно, — Бану перешла на философский тон, — если бы я росла с таким учением на устах, я бы тоже не удивлялась обычаю не спрашивать женщин. Разговаривать с ребрами как-то негоже.

Хабур расхохотался, а Кхассав, улыбнувшись, сохранил серьезный взгляд.

— В Мирассе я слышал старые астахирские песни. И во всех почти говорилось, что северные женщины происходят от Богов. Не знаю, байки или нет…

— В смысле, байки? — уточнил Хабур.

Теперь настал черед удивляться Бансабире. Она обернулась к мужчине всем туловищем.

— Подожди, то есть …? — в зеленых глазах застыл вопрос. А в глазах Хабура практически сразу читался ответ. — Я думала, Сагромах без конца повторяет мне это, чтобы … ну как… из любви.

Хабур загоготал.

— Нет, ну в чувствах Сагромаха и впрямь нет надобности сомневаться. Но он зовет тебя так не для того, чтобы приласкать твою гордость. У Астахирского хребта до сих пор, если ударить законную жену или изнасиловать, можно потерять голову. А если за неё не вступится родня…

— Им отрубают руки? — наконец, до Бану дошел смысл этой фразы. Хабур, видя её удивление, засмеялся с каким-то теплом в сердце. Все-таки прав Сагромах: имея выдающийся талант стратега, в деле обычных человеческих отношений Бансабира смыслит очень мало. Особенно в тех, в которые вовлечена лично.

— Да, таков закон северян. Тебе надо думать о себе получше, чем ты привыкла, Бану, — посоветовал Хабур, словно они были наедине. — Поэтому, — он перевел глаза на рамана, — я попрошу вас, государь, не делать очевидных жестов в сторону тану Яввуз.

Кхассав, улыбаясь, вскинул руки.

— И в мыслях не бы…

— Тогда чего ради вы выставили всех, чтобы пооткровенничать с ней?

— Всех, да не всех, Хабур. Ты — здесь. Хорошо, — уступил Кхассав. — Давайте на чистоту. Я разослал своих хронистов по всей стране, собирать сведения о Бойне из первых рук, и знаю о вас немало, чтобы не доверять вашему мнению относительно опасностей Ласбарна. Уже этого достаточно, чтобы не желать никак с ним связываться. Но главное, я могу сказать вам, что я был гостем в Храме Даг девять дней. И я бывал в ранговой комнате.

У Бансабиры захватило дыхание. Глаза расширились и застыли, не мигая.

— И этот знак, — он кивнул в сторону разложенных на столе женских рук, на одной из которых по неизменной традиции сидело храмовое кольцо с вензелем, — это ведь узор первого ранга? Так?

Бансабира не находила, что ответить. Да и не то, чтобы раман сейчас в самом деле спрашивал.

— Когда мы впервые встретились, узор соответствовал тому, который я видел под вашим именем в Храме Даг. А теперь у вас такой же, как под именем Ирэн Безликой.

— Ты знал Ирэн?

— Одним из моих охранников был её давний ученик. Так что мастера Ирэн Безликую и её последователей я точно успел узнать.

Бансабира отвела лицо в сторону. Слишком неожиданно.

— Я не просто видел ваше имя, тану. Я слышал о вас рассказы. От неё, от мастера Ишли. От парня по имени Астароше. От Шавны Трехрукой, такой выразитель…

— Замолчите, — вдруг осекла танша.

Кхассав замер: кажется, беседа приобрела непринужденный тон. Что произошло?

— Простите, государь, — Бану поджала губы. — Шавна Трехрукая очень мне дорога, — посмотрела Кхассаву прямо в глаза. — Она погибла.

— Мне жаль, — только и нашелся Кхассав.

— Давайте больше не будем о храме. Я поняла, все, что вы хотели сказать. Мирасс, так Мирасс. Я поразмышляю об этом разговоре, но, честно сказать, едва ли без видимой причины ввяжусь в войну так далеко. Вы и сами знаете, что чем дольше путь до снабжения, тем меньше шансов победить. Едва ли это лучше, чем Ласбарн.

— Все же подумайте, тану, — попросил Кхассав.

— Хорошо. Я могу возвращаться в танаар?