Мать ветров: рассказы

«Человек в своих надеждах подобен пушинке, гонимой ветром, — подумал я. — Как бы он ни старался, жизнь делает по-своему. Что представляет из себя эта ничем необъяснимая надежда и зачем вообще она зарождается, если ее можно зажать в кулаке, как комок сухой земли, и растереть в порошок, а потом дунуть, и пылинки разлетятся во все стороны так, что и поймать их будет невозможно. Зачем она?… Для чего она нужна?…» В голове был целый рой бессвязных мыслей.

Рали пришел поздно. На голове он нес кувшин с водой. Лицо его осунулось, губы посинели.

— Где ты пропадал, Рали? — спросил я, когда он сел у моих ног и начал их массажировать.

— Я задержался, господин. Простите, пожалуйста.

Некоторое время мы сидели молча.

— Вы тогда просили меня достать жасмин. Можете взять этот букетик, — сказал он, доставая его из кармана и передавая мне. Цветы завяли, листья пожелтели, но все еще пахли.

— Возьми его, Рали, возьми и держи при себе, — сказал я, вспоминая слова помощника сборщика налогов.

— Нет, господин, я не могу его взять.

— Почему?

Рали молчал.

— Я не знал, Рали, что у тебя такая чувствительная поэтическая душа, — сказал я, смеясь каким-то нервным смехом.

Он сидел молча, как изваяние, опустив голову, и медленно массажировал мои ноги. Я почувствовал, как на ногу упали две горячие слезы.

Странная это вещь — жизнь! Шама… Видва… Святой отец… Рали… Сомнатх… бабочки шелковичных червей…

Да! Очень странная!

ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ

Все жители деревни собрались на площади под смоковницей. У самого ствола дерева, обмотанного красными лентами, стояло множество изображений богов, окрашенных киноварью. Выступал Ачария-джи. У него было вытянутое продолговатое лицо, сморщенные щеки и небольшая бородка. Стекла его очков состояли из двух половинок: верхней — для того чтобы смотреть вдаль, нижней — для чтения. Во время выступления глаза его перебегали с одной половины на другую.

— Я авторитетно заявляю, — говорил он, — что если крестьяне не получат землю, то в стране наступит революция. Я утверждаю: нашим толстым заминдарам нужно передать землю крестьянам в постоянное пользование. Для спасения самих себя, для спасения нашей страны от посмешища — дайте крестьянам землю. Если земля будет передана крестьянам, то это будет самым великим актом милосердия.

Все великие люди мира сего являются для спасения кого угодно от чего угодно. Ачария-джи также причислял себя к лику великих людей. Он также был ниспослан в этот мир для спасения. Ачария-джи занимался спасением заминдаров от крестьян, крестьян от революции, а революции от коммунистов. Для всех великих людей спасение является долгом. Но, к несчастью, он понял свой долг так же, как и то, что разница между словами марз и фарз[34] заключается лишь в одной букве.

Ачария-джи закончил свою речь. За ним поднялся его ученик Бачария-джи. С пятидесяти лет Бачария-джи целиком отдал свою жизнь этому движению. В руках он держал листок бумаги, на котором были записаны имена заминдаров, передавших крестьянам какую-то часть своей земли.

Бачария-джи восторженно оглашал имена заминдаров, а собравшиеся крестьяне с еще большим восторгом хлопали в ладоши.

Баней Лал — полбигха.

Харпаршад — пять марла.

Готам Панде — один бигх.

Тарбхун Сингх — два бигха.

Шиванарайн Сингх — два акра.

Всякий раз, когда Бачария-джи произносил чье-нибудь имя из этого списка, крестьяне шумно аплодировали. Они хлопали и в честь Баней Лала, и Харпаршада, и Готам Панде, и Тарбхун Сингха, но, услышав имя Шиванарайн Сингха, оцепенели от изумления. В этом оцепенении они забыли даже захлопать. Ведь Шиванарайн Сингх был самым крупным и самым жестоким заминдаром. Но именно он, Шиванарайн Сингх, больше всех передавал земли. В эту минуту никто не мог поверить, что Шиванарайн Сингх мог так быстро измениться. Все молчали. Не было слышно ни одного хлопка.

Бачария-джи повторил еще раз:

— Шиванарайн Сингх — два акра.

На этот раз громко захлопали несколько заминдаров, а за ними осторожно начали хлопать крестьяне. Жестом остановив Бачарию-джи, поднялся Ачария-джи:

— Мне кажется, вы очень удивились, услышав имя Шиванарайн Сингха. Но его поступок говорит сам за себя: душа человека меняется. Революция изменяет общество снаружи, а передача земли изменяет сердце.

Батрак Раму повернулся к Кальве:

— Так что, неужели у заминдаров действительно изменилась душа?

— А разве она была у них раньше? — спросил Кальва. Оба рассмеялись.

— Да тише вы, — раздался голос одного из заминдаров.

— А почему следует молчать, брат? — Раму обернулся к заминдару. — У меня никогда не было своей земли, и вряд ли я когда-нибудь буду иметь ее. Здесь какой-то обман.

— Замолчи ты в конце концов, — заорал заминдар.