Лецпфеннигер вылезла из-под своего стола с пачкой только что заполненных бланков-заявок и пояснила:
– Веселая она, вот почему. А такие, как он, кормятся тоской. В переносном смысле. А на самом деле кровью и опилками.
Канцелярские сидели в подвальном этаже. Окон там не было, стены в дождь мокли, и работать приходилось не в кабинетах, как верхним (их так внизу называли), а в отгороженных закутках. Но имелись и свои преимущества – вниз в отдел вела чудовищная металлическая лестница в викторианском стиле, которая громыхала и лязгала, когда по ней кто-нибудь спускался, чтобы всучить им очередное задание. Так что канцелярские всегда об этом узнавали заранее, а между такими вот визитами могли вволю посплетничать.
– Он что – и правда? Опилки ест? Зачем? – удивилась Кошка.
Энни скорчила пресную мину:
– Понятия не имею. Расторопшу спроси, она все знает. Ну, в смысле, не что ты ела на обед или где сейчас Ее Отсутствующее Величество. Но всякие там факты – их знает наверняка. Только те, которые не приносят ей личной выгоды. Таково условие наложенного на нее проклятия.
– Проклятия? – переспросила Кошка.
Расторопша была исследовательницей, а исследователи работали в подразделении коррупции. Но каким-то образом (ходили слухи, что за игрой в покер) Лолли удалось ее зацапать, и птичница перетащила Расторопшу в подвал, где той выделили целый кабинет – маленький, конечно, зато свой. Теперь обратиться к ней можно было только с разрешения Лолли, а получить его было практически невозможно.
– А как она угодила под проклятие?
– Таковы были условия приема на работу, – ответил Рэкабайт.