В итоге они сели на возвышении у стены. Отсюда действительно был виден весь зал. Маргарет подумала, что здесь всё, как в опере – те же шелка и драгоценности дам, фраки мужчин… Единственное, здесь было больше людей в форме. Видимо, офицеры, лежавшие в парижских госпиталях после ран, полученных на фронте, или находившиеся в тылу по иным причинам, предпочитали проводить время в ресторане, а не тратить его на музыку. Со своего места на возвышении она насчитала семь… нет, восемь военных и вдруг подумала: «Год назад и я бы сидела за одним из этих столиков, слушала хвастливые рассказы своего собеседника и вылавливала бы из них крохи полезных сведений, чтобы затем включить их в донесение. А потом следовала бы со своим партнером в отель, чтобы заплатить своим телом за добытую информацию. Теперь ничего этого мне делать не надо. Со мной мой спаситель, человек, мне, безусловно, преданный, любящий меня. И все же…»
Что, что не так? – спрашивала себя Маргарет. Ведь она жива, она вернулась в свой любимый Париж, сидит в самом шикарном ресторане столицы… Откуда же это чувство неудовлетворенности, которое делает ее раздражительной и побуждает то и дело срывать зло на милом Антуане?
– Ваш заказ, мадам, – прервал ее размышления голос официанта.
Антуан налил ей вина. Быстро осушив бокал, она произнесла:
– Слушай, что-то со мной сегодня… Я бы выпила чего-нибудь покрепче. Закажи, пожалуйста, коньяку. Или нет, лучше попроси, чтобы принесли водку. Надеюсь, у них еще подают русскую водку?
Доктор вновь подозвал официанта. Тот выслушал пожелание и с готовностью кивнул:
– Сию минуту принесу, мадам. Мы держим водку с самого начала войны. Ведь у нас часто бывают русские офицеры. И вообще, напиток наших русских союзников сейчас вошел в моду.
Он удалился, чтобы выполнить заказ, а Маргарет заметила:
– Да, водка вошла в моду, как и русский балет.
– Не только балет, – откликнулся доктор Моро. – Мне рассказывали, что сейчас весь Париж говорит о последней выставке русских художников.
– Русские художники? – пожала она плечами. Наверное, они все время рисуют коней, березки… А еще эти бескрайние пространства, которых у них так много… Как же это называется… Ах, да, степь… И все это такое серое, унылое…
– Нет, ты ошибаешься. Мне говорил мой друг доктор Буше, а он разбирается в живописи, что картины чрезвычайно яркие. Дерзко яркие, как он выразился. И никаких лошадей и березок! Похоже на нашего Гогена или на испанца Пикассо, о котором сейчас тоже много говорят.
– Значит, нам тоже надо сходить на эту выставку, – заявила Маргарет. – Я хочу быть в курсе всего нового, всего, что происходит в искусстве. Ведь я тоже художник… Ага, вот и водка!
Она с нетерпением дождалась, пока официант нальет ей рюмку. Огненная жидкость обожгла гортань, согрела желудок. Казалось, скрипки оркестра заиграли громче, и краски сделались ярче. Тревога ушла, и Маргарет стало весело.
– Я хочу танцевать! – заявила она, когда оркестр заиграл танго. – Пусть не на сцене, но танцевать! Ты меня приглашаешь?
– Конечно, дорогая! – поспешил ответить Антуан.
Они вошли в круг танцующих. Маргарет прижалась к своему спасителю, вся отдалась стихии танца. Ах, танго! Это был ее любимый танец – конечно, после тех, что танцевала она сама.
Поворот, еще поворот… Антуан вел ее не совсем идеально, но достаточно уверенно, так что отдельные погрешности ему можно было простить. В конце концов, он все же не офицер, не барон – он всего лишь тюремный врач.
Поворот, поддержка, еще поворот… Вот она, жизнь! Действительно, зачем жалеть об утраченной сцене, об оставшейся в прошлом профессии разведчика? Ведь можно просто скользить, просто отдаваться музыке. А ночью они займутся любовью, и это тоже будет упоительно…
Внезапно Маргарет почувствовала чей-то взгляд, но это ее не встревожило: здесь, в этом царстве наслаждения, с ней ничего не могло случиться. Но все-таки интересно, кто это смотрит на нее с таким вниманием? Она повернулась и тут же увидела знакомые серые глаза…
Это был Вадим. Он сидел за столиком с каким-то скучным господином в пиджаке, слушал, что тот говорит, и при этом внимательно смотрел на нее. Сердце Маргарет остановилось – а потом забилось вдвое чаще. Вадим! Штабс-капитан Маслов, представитель русской армии при французском Генеральном штабе. Как она сразу не различила его среди других офицеров, как не узнала? Значит, все эти разговоры о русской водке и русском искусстве были не случайны. Это судьба! Все одно к одному. Вадим, ее последняя любовь, ее мука… Невозмутимый, дерзкий, холодный – и при этом страстный, как никто другой из ее любовников. Это к нему она так стремилась в Вогезы, что ринулась прямо в Генеральный штаб, в эту пасть дракона. Ради него забывала о донесениях, сведениях, о своем задании… Они любили друг друга, но он так и не покорился ей. В течение этого года она не раз думала о нем – урывками, не позволяя тешить себя иллюзиями. И вот эта встреча…