Matador

— Прямо перед тобой сижу я, на жестком неудобном валуне. Слева от тебя река с холодной водой. Справа и сзади все чисто и ровно, шагов на десять. Места хватит.

Рафи кивнул и осторожно сделал несколько шагов назад. Потом выпрямился, сдвинул ноги и поднял перед собой платок, который теперь превратился в капоте. На несколько секунд юноша закрыл глаза, хотя ему это было и не нужно — он и так видел перед собой лишь темноту. Но постепенно перед его внутренним взором, которого у него не могли отнять, он увидел ярко-желтый в лучах палящего солнца песок арены и черного как смоль быка на нем. Картина была настолько четкой и яркой, что сердце Рафи вдруг сделало кувырок в груди, а потом забилось часто-часто.

Он уже не думал, что исполняет каприз девушки. Он вообще забыл о том, что она сидит напротив и смотрит на него. Сейчас за каждым его движением внимательно следил бык. Большой, с лоснящейся шерстью и длинными рогами, острыми, как иглы дикобраза. Шум реки превратился в гул возбужденной толпы.

Рафи топнул ногой и громко позвал; «Торо!». Бык охотно ринулся вперед, и юноша обвел его вокруг себя нескончаемо длинной и плавной вероникой.

— Оле! — услышал он голос девушки.

Рафи опять встал лицом к быку и поманил его плащом. Дробный топот — и тяжелое жаркое дыхание проносится мимо. Близко, очень близко.

— Оле!

И еще раз. Повернуться, поманить… Вот, сейчас кинется… O-о-oyx!… Плащ скользит по влажной морде быка, напоминая о том, как Святая Вероника вытерла своим покрывалом лицо страдающего Христа

— Черт, он чуть не задел тебя!

Да, бык прошел близко, коснулся рогом бедра… И теперь стоит всего в трех шагах, опустив голову. Его уже не надо звать, он сам бросается на плащ и опять бодает лишь пустоту. Теперь закончить полувероникой…

— Оле!

Рафи остановился. Ему так не хотелось возвращаться в реальный мир… Бык по-прежнему смотрел на него, ожидая продолжения схватки.

В его маленьких глазках читалось разочарование. Он не мог уйти с арены так просто, не пролив своей или чужой крови, не испытав до конца восторга поединка, не исполнив вместе с человеком танец жизни и смерти…

— Ты был великолепен. И бык был очень хорош, — проговорила Мария, и ее голос окончательно вернул Рафи на берег реки.

— Где камень?

— Пять шагов вперед… Ничего красивее я не видела. Правда, — серьезно сказала она.

Рафи опустился на валун и протянул в темноту платок. Он не хотел ни о чем говорить. То, что он пережил несколько мгновений назад, все еще было с ним. И он хотел удержать это как можно дольше.

Девушка, словно прочитав его мысли, тоже молчала.

Так, в полной тишине, они просидели до сумерек. Похолодало, Пора было возвращаться по домам.

Рафи тряхнул головой, сбрасывая оцепенение.

— Спасибо тебе, — тихо сказал он.

— Скажи спасибо самому себе, — ответила Мария. — Ты вел себя как матадор.

— Ты о чем?

— О том, — сказала, встав с камня, девушка, — что сегодня ты смог преодолеть себя…

И она, не прощаясь, начала подниматься вверх по тропинке.

ГЛАВА 9

После этого дня в Рафи что-то изменилось. Как если бы смертельно больному человеку вдруг сказали, что есть шанс — пускай один из тысячи, пускай совсем призрачный, но все же шанс — выжить. Конечно, это была не надежда на исцеление, нет. Кто смог бы вернуть ему зрение? Разве только волшебник. Но это была слабая, едва нарождающаяся вера в то, что когда-нибудь он, возможно, сможет жить в ладу с самим собой и миром. Что, может быть, еще не все потеряно, и взамен утраченных надежд и умерших мечтаний он сможет выпестовать новые.

Если раньше он находил какое-то утешение лишь в разговорах с Марией, то теперь у него появилась еще одна отдушина. Каждый вечер, когда всходила луна, Рафи выходил из своего сарая во двор, держа в руке ту самую мулету, которую так и не смог вернуть артистам.

И каждый вечер в серебристом свете луны разыгрывалась странная коррида. Все было как пять лет назад, когда Рафи был еще мальчиком и уходил в оливковую рощу, чтобы «убить» очередного быка. Он пришел к тому, с чего начинал, — к вымышленному миру, в котором он был великим матадором. Только теперь он действительно знал, что испытываешь, когда видишь прямо перед собой опущенные для удара рога, знал, как шумит возбужденная толпа, знал то сопротивление, которое встречает клинок, входящий в плоть… И теперь его фантазии были похожи на правду больше, чем пять лет назад.

Каждый вечер он исполнял причудливый танец и ощущал себя по-настоящему свободным. Свободным от того тяжкого бремени, которое наложила на него слепота. Теперь коррида не была его мечтой. Она была его жизнью. Пусть даже вымышленной… Но уж лучше жить в мире грез, чем не жить вообще.

Но даже этот вымышленный мир не мог заставить Рафи забыть о девушке по имени Мария. Они по-прежнему проводили вместе каждый день. Правда, теперь они не только сидели на берегу реки, но иногда отправлялись немного побродить по лежавшей неподалеку роще.