Математик Боя. Возвращение (СИ)

Обито прыгнул к Кушине, потому что увидел то, в каком состоянии она была. Скелет или мумия — так можно было назвать некогда прекрасную молодую девушку из клана Узумаки, срывавшую овации мужского пола в любом месте. Как она была красива, так сильно страшна и стала. Худая, нечесаная, немытая и совершенно разбитая. Обито впервые видел кого-то, кто так резко изменился за столь короткое время.

— Оби-то… — тихо прошептала Кушина, держа в руках упавшего с ней мальчика. — Ты…

— Кушина-сан, что с вами?! — Учиха вскинул голову, и Узумаки вздрогнула, увидев лишь один его глаз. — Кушина-сан, так же нельзя!

— Обито-кун, — еще тише сказала Кушина и… разрыдалась.

Растерянный Обито обнял девушку и сильно-сильно прижал к себе. Кушина всегда была к нему добра и даже почти заменяла мать. Она ко всем была добра, и седьмой команде очень повезло иметь такую «маму». А «папой» для них был, конечно же, Минато Намикадзе.

— Кушина-сан, я был там, — горячо зашептал Обито девушке прямо на ухо. — Я видел его, Кушина-сан! Не плачьте. Это был не он. Он не предавал нас. Никого не предавал. Он нас всех очень любит. И мы его любим! Кушина-сан, так нельзя… Не отчаивайтесь. Я верну его к вам, Кушина-сан. Я обещаю вам. Иначе… иначе я не стану Хокаге.

Какаши нахмурился и тоже пообещал себе. Что прикончит предателя быстрее, чем друг найдет его. И он же сделает Обито Хокаге. А сам будет рядом, конечно. Как Данзо-сама и Хирузен-доно. Потому что предательству есть лишь одно лечение.

Так всегда говорил его отец… предательство искупляет лишь смерть. Какаши вспомнил маму и вслушался в себя. Белой чакры, коей владел отец, не было даже в помине.

Но это предательство уже нашло свое искупление.

Он спрыгнул с ветки и неспешно пошел домой. Рин бросила последний взгляд на дом сенсея. Она не поддерживала Какаши, и ей были ближе слова Обито. Но она, конечно, не будет встревать в мужской спор. Даже для куноичи это бесполезно. Так ей говорила мама.

А еще мама говорила: «Не упусти свой шанс.»

И Рин слушалась маму. Поэтому она спрыгнула вслед за Какаши.

А тем временем Узумаки Кушина, положив голову на плечо молодого Учихи, тихо рыдая, произнесла твердое:

— Спасибо…

***

В трактире было шумно, и Сенсоме это нравилось. Больше слухов — больше информации. И, так как информация была тем, за чем они вообще сюда пришли, приходилось не только вслушиваться, но и подогревать публику.

Впрочем, с этим прекрасно справлялся Ловен.

— Да кто ты… этот… нахрен… такой, м-м-м? — жутко пьяным голосом вещал Архимаг, прицепившись к какому-то крепкому работяге. — С какой ты страны, ик?! С Азерчая, да?!

— Че ты лопочешь, старик? — нахмурился мужчина. — Я тут и родился. В Молнии. Че за Азер-хрень?

— Ну-у-у… на разбойника ты не похож, — Ловен покачнулся и расплылся в ехидной улыбке. — Значт — монах!

— Я нихрена не понимаю, чего он несет, — пожаловался работяга своему помрачневшему другу.

— Он обозвал тебя монахом, Дуге. Старик намекает, что у тебя нет яиц.

— А точнее, что он ими не пользуется! Боже, Автор, зачем ты написал его таким уродом?..

— А ну! Выйдем!

Ладно, не так уж Брау был и эффективен. Сенсома поморщился и прижал Омо поближе.

Омо на это внимания не обратила. Она играла деревянными лошадками на столе.

В реакции Сенсомы было нечто старческое, да, потому что на самом деле контингент в этом трактире был не так уж и плох. Да и вообще в Стране Молнии люди были неожиданно спокойными и даже смиренными. Прочем, это только Ловен с Сашими удивлялись. Архимаг, потому что не привык к жизни шиноби вовсе, а Узумаки от того, что жила почти все время в маленькой Стране Водоворотов — там менталитет совсем уж особый.

А вот Сенсома простоте и обходительности местных значения не придавал. Он знал, что простой люд здешних мест просто боится своих же собственных шиноби. Пользователи чакры из Молнии — свирепые и мощные бойцы. Они не плохие, просто очень горячие на голову и сильные. А такое сочетание рождает постоянные прецеденты. Те, в свою очередь, укореняют в людских головах мысль о том, что лучше к кому попало не лезть. А то потом некому будет даже твои прожаренные ошметки собирать.

Наглядный пример — Ловен вернулся с улицы, куда вышел с двумя мужчинами, но сделал это в гордом одиночестве. Что от внимания местных не укрылось, и теперь пьяницу избегали.

— Зануды, — фыркнул Брау, плюхаясь за стол. — Долго нам еще по кабакам и борделям шляться? Я хочу остановиться где-нибудь в гостинице… ик!

— Чтобы там запереться в номере и пить несколько дней кряду?

— Я и так пью несколько дней кряду. Точнее — все.

— Хорошо, перефразирую. «Чтобы запереться и ничего не делать, бухая, несколько дней к ряду?»

— Как это «ничего не делать, бухая»?! Главный мой герой, так ведь бухать — уже что-то делать! Не разочаровывай старика. И вообще, почему же ты не упомянул про мои жертвоприношения Автору? И философские раздумья.

— Потому что у тебя и то и другое входит в пункт «бухать».