Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии

1. После того как древний сумрак мира просветило новое сияние лучей истины и от Римского престола, первой кафедры святой Церкви, возблистала учениями безмерность кафолической веры, и в восточной египетской провинции воссияли прекраснейшие светочи святого вероисповедания, понемногу озарились и эти крайние пределы: божественное благочестие затеплило две ярчайших лампады, я разумею почтеннейшего Исидора, епископа Гиспальского и блаженнейшего Фруктуоза, с младенчества беспорочного и праведного. Первый, сияя светлостью лика, неустанный в трудах, овладев искусством красноречия, первым принес римское учение; второй же, на поприще священнейшего исповедания возгоревшись пламенем Святого Духа, достиг такого совершенства во всяком духовном воинствовании и во всех святых трудах, что легко сравнялся подвигами с отцами Фиваиды. Тот научил всю Испанию внешней деятельной жизни, этот же, мерцая тихим светом опыта жизни созерцательный, исполнил светом тайники сердец. Тот, пылая жаром красноречия, просиял в книгах назидательных, этот же, блистая, подобно вершине добродетелей. оставил пример святого благочестия и безмятежным шагом последовал по стопам Господа нашего и Спасителя. И столь неизреченны знамения. явленный его добродетелями, что наша скудость и выразить их не может. Что я узнал из достоверного повествования, το, о начале его жизни и о конце, я вкратце и перескажу.

Блаженный подвижник происходил из знатного и царственного рода, будучи отпрыском высшего военачальника Испании. Когда он еще маленьким мальчиком жил с родителями, однажды отец взял его с собой. отправившись требовать отчета о своих стадах в Бердигенской долине, между гор. Пока отец переписывал стада и требовал отчета у пастухов, мальчик, по внушению Господа, раздумывал о том, какие места подходят для основания монастыря и, тая эти мысли в себе, никому их не открывал.

После же отшествия ко Господу родителей он, отказавшись от мирского образа жизни, остригши главу и тем самым положив начало жизни благочестивой, предал себя на обучение духовным наукам святейшему мужу, епископу Конанцию.[891] И когда он уже некоторое время находился под его водительством, случилось так, что однажды его слуги явились в церковное владение до него и стали готовить ему комнату для ночлега. Тогда кто-то из начальствующих, подойдя, спросил: «Кто займет это помещение?» Они ответили: «Фруктуоз». И тот сразу же, охваченный безумной яростью, приказал выкинуть вон его вещи и приготовить себе место там же. А он терпеливо промолчал. И вот глубокой ночью, когда все мирно спали, внезапно настигший гнев Господень заставил возгореться огонь, хотя внутри этого дома его, как обычно, совсем и не было, – таков, видно, был праведный суд Божий, чтобы человек спесивый и надменный покинул это помещение по молитве святого юноши с опасностью для жизни и под угрозой обрушения.

После этого, вернувшись на место своего уединения, о котором мы уже сказали, он вступил на путь своего призвания, избранный им давно, еще в детстве. И вот, построив Комплудскую[892] киновию и ничего не оставив себе, по божественной заповеди, он все свое имущество вложил а нее и богато ее украсил, и сделал многолюдной, заселив монахами как из своей челяди, так и собравшимися к нему из всех областей Испании. Однако написано: «Всегда зависть вражия преследует святость и зло воюет против добра». И вот муж неправедный, супруг его сестры, возбуждаемый стрекалом древнего врага, пал в ноги королю, и, незаметно склонил его душу к тому, чтобы отнять у святого монастыря часть наследства и использовать ее как будто бы для подготовки похода. Когда об этом узнал блаженный, он тотчас снял церковные завесы, обнажил святые алтари и покрыл их рогожами, и тогда написал и отправил ему письмо с обличением, порицанием и предупреждением о гневе Господнем, сам же предался посту, плачу, слезам и продолжительным молитвам. И в это время соперник святых и противник благого дела получил удар возмездия Господня и вскоре окончил жизнь. И вышло, что тот, кто стремился отнять приношение у святых, сам был немилосердно извергнут из этого мира бездетным, и наследство свое оставил чужим, и с собою взял лишь погибель.

Сей же святейший муж, учреждая устав и правила, поставил над киновией отца весьма строгой жизни, а сам, поскольку молва о его преславной святости разошлась по всем областям и от множества приходящих он часто терпел искушения, избегая человеческой славы и почета ушел из общины и босой отправился в места лесистые, поросшие кустарником, тернистые и каменистые и в пещерах между скал предался постам и неустанным бдениям.