Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон

Будем, однако, благодарны всем средневековым авторам, донесшим до нас хоть какие-то сведения о славянском Олимпе. Ведь именно из рядов гонителей язычества вышли его первые исследователи. В XII в. ученый русский паломник на борту корабля в Эгейском море переводил и комментировал антиязыческий трактат Григория Богослова, разработав при этом целую схему развития славянских верований: культ упырей и берегинь — почитание Рода и Рожаниц — поклонение Перуну. Схема эта в главном соответствует принятой ныне в науке: духи стихий уступают место божествам плодородия, а те — воинственному богу князей и дружинников. В XV в., в эпоху Ренессанса, каноник Ян Длугош описал польский пантеон, соотнося отечественных богов с античными. Ему последовали польские историки XV–XVI вв. Меховский, Кромер, Вельский, Стрыйковский, их чешские коллеги — Ян Дубравский (XVII в.), М. Странский (1634), Иржи Стрже-довский (1719), Г. Папанек (1780), немецкие и лужицкие историки XVI–XVIII вв. А. Кранц (1572), П. Альбин (1590), Э. Шедиус (1648), Г. Мазиус (1710), Абрахам и Михаил Френцели (конец XVII — начало XVIII вв.), Экхардт (1732).

Собственно, между письменными источниками и исследованиями по славянской мифологии нет строгой грани.

Историки эпохи Возрождения и барокко не только переписывали друг у друга сведения о славянских богах, но и дополняли их оригинальными данными. Ценны в этом плане сочинения чеха Вацлава Гаека (XVI в.), немцев Марешалка Турия и Конрада Бото (XV в.).

Да, авторы тех времен были склонны к «баснословию», ученым фантазиям, не отделяли строго свои догадки и «реконструкции» от фактов. Наивно выглядят их попытки представить славянских богов в виде обожествленных славянских или германских королей. Иллюстраторы этих трудов в глаза не видели славянских идолов и рисовали их на псевдоантичный лад. И все же труды эти заслуживают внимания. Хотя бы потому, что в те времена память о язычестве в народе была сильнее и полнее, чем в XIX в., когда за дело взялись профессиональные этнографы и фольклористы. А в Мекленбурге, например, где трудились Бото и Турий, славянская речь вообще перестала звучать каких-нибудь два века спустя.

На волне нараставшего интереса к славянским древностям появились даже подделки. В начале XVIII в. граф Пшибыслав Диаментовский сочинил под именем Прокоша (польского епископа X в.) «Славяне-сарматскую хронику», где изобразил почти всех польских богов древними королями, но при этом сохранил, например, ценное этнографическое свидетельство о почитании богини Живы в виде кукушки. Как видим, даже такие источники не стоит игнорировать. Другое дело — «приллвицкие идолы»: две сотни грубых, уродливых, порой непристойных фигурок с безграмотными руническими надписями, изготовленные В конце XVIII в. Г. Шпонгольцем, бронзолитейщиком и археологом-любителем. Как ни странно, эти «творения» невежественного, презиравшего славян немца и сегодня находят защитников и почитателей. А ведь автор их давно попался на том, что использовал книгу о рунах с типографскими ошибками, которые оказались и на идолах. Подлинные же славянские идолы, открытые позднее, совершенно не похожи на изделия Шпонгольца.

Восточные славяне возобновили изучение своей мифологии под влиянием западных. Начали в XVII в. украинцы — авторы Густынской летописи и «Синопсиса»[2], использовавшие как польские хроники, так и этнографические наблюдения. Им последовали россияне — великий Михайло Ломоносов и три популярных автора екатерининской эпохи: Михаил Попов, Михаил Чулков и Василий Левшин. Эти трое к тому же создали русский рыцарский роман, положив начало процветающему ныне жанру славянской фэнтэзи. Их увлекательные сочинения позднее померкли в свете «Руслана и Людмилы», но без них не было бы и пушкинского шедевра.

Все же научный уровень этих исследований (и отечественных, и западных) был невысок. В перечнях богов путались божества славянские и балтские, западно- и восточнославянские, отсутствовала критика источников, а анализ ограничивался отождествлением отеческих богов с античными. Множились ошибки и «басни». В славянский пантеон, например, попала финно-угорская «Золотая Баба» (Зорни-Най), а бог Симаргл обратился в богиню весны Зимцерлу или Зимстерлу («стирающую зиму»). На том же уровне работали и авторы начала XIX в. — Андрей Кайсаров и Сергей Глинка. Последний откровенно фантазировал: сочинил даже гимн Перуну и красочно описал обряды в храме Святовита. Он, правда, не выдавал своих фантазий за подлинные факты. «Период поэтической мифологии» — так назвал один из историков это время, когда грань между научной и художественной реконструкцией славянских мифов была очень зыбкой (почти как сегодня).