Матери

Она непременно сбежит из этого подвала. Это лишь вопрос времени. Она поймает попутку до Уичито, а может, Линдси приедет за ней на своей машине. Они переночуют у нее дома, выпьют и будут смотреть фильмы – один глупее другого. Она простит Нила. И уедет вместе с ним в Калифорнию, как они и планировали. Она пообещает ему, что со старым покончено. И у них все образуется. Победа так просто Сидни не достанется.

Благодаря пережитому кошмару она станет лучше, определенно.

Через оконце донесся смех Синди – звук ударил в голову Хейли, точно мерзкий, совершенно отвратительный с виду резиновый мяч, и едва не оглушил ее.

Чуть раньше, днем, Хейли, кажется, расслышала голос Грэма. Но она скоро поняла, что это, вероятнее всего, был не он. Иначе он бы ее уже нашел и освободил.

Синди беспрестанно бегала у нее над головой – шум ее прыжков протыкал пол тысячью иголок, которые вонзались ей в виски. Девчушка, казалось, знала, что она сидит внизу, и делала это нарочно.

С каким удовольствием Хейли разодрала бы кожу и мышцы на лице этой вредины, чтобы навсегда отучить ее смеяться!

Хейли уже не испытывала ни голода, ни жажды, ни страха. Она лишилась последних сил и хотела просто уснуть, а еще – чтобы рядом была мать и спела ей песенку, избавив от мучительных кошмаров.

Материнская рука ложится ей на лоб, нежный поцелуй в щеку.

Прощай, Анджелина, колокольчики короны…

Почему отец никогда не напевал ей песенки перед сном? Почему, чтобы успокоиться, ей всегда приходилось вспоминать голос той, которой уже нет?

Он ненавидел ее. И всегда винил в смерти матери. Это из-за нее она сорвалась из Оклахома-Сити посреди ночи в проливной дождь, хотя могла бы заночевать в гостинице. А Хейли упрашивала ее поскорее вернуться и даже пустила слезу, маленькая избалованная девчонка, которая могла веревки вить из тех, кто ее любил.

Он, конечно же, вздохнул бы с облегчением, если бы наконец избавился от нее.

Он-то и сломал ей машину, чтобы она навсегда исчезла из его жизни.

Она брела по улицам незнакомого города, держась за руку матери и человека, который, как ей казалось, был ее отцом, но у которого было чужое лицо. Здания вокруг сияли ослепительной белизной, а улица, по которой они шли, плавно спускалась к океану. Родители обещали покатать ее вечером на лодке и угостить клубнично-ванильным мороженым. Ей было так жарко, что у нее пересохло в горле, хотелось с головой нырнуть в прохладную воду и вдоволь напиться.

Океан скрылся из виду – впереди маячили только длинные стены, раскаленные так, что казалось, будто находишься в печке. У них над головой грянула гроза. Жесточайшие ветры, продувавшие улицу насквозь, унесли мать, и она не смогла ее удержать.

Отец посмотрел на нее так, будто она сама накликала ветер, который подхватил и его.

И вот она осталась одна на улице, среди домов, которые вдруг начали как будто обмякать.

Безжалостное солнце било сквозь зарешеченное оконце ей прямо в лицо, словно хотело расплавить его и придать ему другую форму.

Она стала бы неузнаваемой, и ее никто никогда бы не нашел.

А что, если смочить щеки слезами и попробовать ими напиться?

За дверью послышались шаги.

Удары по дереву. Сквозь замочную скважину брызнул слепящий свет.

И больше ничего.

Хейли попыталась крикнуть, но у нее так саднило в горле, что она не смогла издать ни звука.

Она битый час смотрела на торчавший из стены кирпич. Потом вытащила его – и увидела поля, море, город со сверкающими зданиями. И свою комнату – пустую.

Она изо всех сил ударила кирпичом по стене, чтобы сокрушить ее и сбежать.

Она ударила Норму по лицу и продолжала бить до тех пор, пока оно не превратилось в кровавое месиво.

Она лежала на черном песке, прилипшем к ее коже, посреди пустыни, вокруг – бесконечный горизонт, над головой – огромные, тяжелые серые тучи в багровых прожилках. Норма в длинном белом платье, со сверкающими, налитыми кровью глазами, крепко сжимала ей запястья, в то время как угольно-черная фигура, взгромоздившись на нее сверху, входила в нее, судорожно обдавая холодной, жгучей струей, которая, будто что-то живое, растекалась по всему ее телу. Повернув голову, Хейли с ужасом увидела десятки других точно таких же фигур – они стояли друг за другом и терпеливо дожидались своей очереди, пялясь на нее глазищами как у Нормы.

Снаружи все еще не стемнело. Но ей, в сущности, теперь уже было все равно. Даже если наступит ночь, она ее больше не напугает.

Скоро она не сможет открыть глаза.

Скоро она перестанет испытывать голод, жажду и боль.

Скоро придет сладостное блаженство.

Норма

Норма Хьюитт прокралась в свой дом на мысочках, точно непрошеная гостья, она провела весь день в саду вместе с Синди, стараясь не думать о девушке, которая умирала у нее в подвале.