Матери

Ее голос был плотным и сильным, довольно писклявым, просто пронизывающим, как иногда казалось Николе, но несмотря ни на что он его любил, как любил в своей матери всё — и то, что она сделала себе пластическую операцию, увеличила грудь и губы, и сейчас у нее огромная грудь, тонкая талия и пухлые, пухлые губы, когда она их слегка надувала, капризничая, то становилась ужасно похожа на тинейджерку, но Николе больше всего в Албене нравилось то, что она никогда его не ругала, никогда не требовала от него того, чего всегда хотят от своих детей другие матери — учиться, получать отличные отметки и вовремя возвращаться домой.

Сейчас на улице было жарко, а мать все время зябла, но ее желание сделать кондиционер потеплее было просто нелепым, и Никола повернул рычажок на холод, скоро он наверняка услышит притворно сердитый голос матери, Николка, ну что ты сделал, поросенок паршивый, мы зачем тебя воспитываем с твоим отцом? чтобы ты устраивал нам свои дурацкие пубертатные номера, она любила делать вид, что ругается, что ужасно строгая, что она, как и другие матери, воспитывает его, а он только создает ей проблемы, и ей очень тяжело с ним, не может справиться, ну просто мучение, но роль мученицы как-то не очень удавалась Албене, да и никто этому не верил, потому что Никола был самый лучший ученик в классе, самый примерный, и никогда еще никто не пожаловался на него, наоборот, все хвалили — такой воспитанный, такой очаровательный, такой находчивый, такой умный, Албена воспринимала это как должное — другого и быть не могло, ну верно же, ее сын не мог не быть умным, воспитанным, красивым и очаровательным, хотя все равно ей было приятно демонстрировать свои материнские чувства, свою заботливость, когда она его ругала за пустяки, то всерьез верила в свою самоотверженность по отношению к семье и к собственному ребенку, но напрочь забывала о его существовании, лишь только начинались фотосессии, съемки, дефиле, она забывала даже проверить, дома ли он, что ел, как спал, жив ли вообще, но Албену никогда и ничто не смущало, Никола получал достаточно денег — и на карманные расходы, и на еду, компьютеры, игры, клубы, роллеры, скейтборды, на девушек, кафе-кондитерские, чего еще требовать от нее? Он прятал эти деньги и копил их, ему было неудобно перед Яворой и другими ребятами, было неудобно пить кока-колу перед Калиной, когда она голодной приходит в школу, неудобно покупать снаксы, когда отец Даны снова пропил все деньги, Никола всегда умудрялся оставить деньги на парте Даны или купить самый большой бутерброд и засунуть его в сумку Калины, и когда вечером она начинала вынимать из нее свои учебники, находила колбасу, луканку[6] или сыр и не знала, как объяснить это матери, и давала их тайком своей бабушке Сие, а уже Сия делала с ними бутерброды для Калины, заворачивая каждый в отдельную бумажку.

И Орльо тоже любил Албену, и Орльо, как и его сын, был влюблен во всё её, в ее избалованность, очаровательную, чуть глуповатую наивность, ее неисправимый эгоизм, во всем свете лишь она одна важнее и значительнее всех, потому что победила на сотнях конкурсов красоты, она и девчонка была такой, любил говорить Орльо, мы ведь с ней знакомы с детства, ей было семнадцать, когда мы сошлись, она вырядилась тогда под цыганку, браслеты на руках и на щиколотках ритмично звенели в такт ее движениям в «танце живота», розовые шаровары, ярко-красные ногти, босая, волосы как вороново крыло и длинные, до попы, наверху — только бюстье с бахромой из нанизанных бусин, и я сказал себе: моя будет.