Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации

Всё, что сказано выше американцами об американцах, могло бы быть сказано русскими исследователями о современной России, включая пессимистический вывод. Из сугубо российских причин можно назвать распад СССР, падение «железного занавеса», отмену цензуры.

Тем более что у нас ситуация едва ли не хуже в силу ряда причин, для Америки не столь характерных. Вот что писали наши журналисты в 1990 году:

«Разве это жизнь? Да гори она огнём, её не жалко, лучше сдохнуть!» – вот что на самом деле выкрикивали осатаневшие мужики в том деревенском магазине, где им не досталось даже покурить, а бесстыжий мат был только эвфемизмом. Они орали свои матерные проклятия при старухах и детях, потому что в них нету больше ни любви к жизни, ни инстинкта жить, ни надежды, что человеческая жизнь возможна. Только в этом случае можно не стыдиться матерей, плевать самому на себя. Не щадить детские уши. Мы дошли до ручки. Мы доехали до станции.

Согласимся, что хотя сегодня достать покурить уже не проблема, оснований для «осатанения» меньше не стало, и нет надежды, что в будущем станет легче. Обратите внимание: в вышеприведённом ярком фрагменте мат назван эвфемизмом. До сих пор мы считали, что мат – это дисфемизм, который надо бы как-то смягчить («пятая точка» вместо «жопа»). Но оказывается, сам мат может служить эвфемизмом для чего-то ещё более страшного…

На ту же тему высказывается игумен Вениамин (Новик):

Существует прямая связь между жалким состоянием нашей экономики, повсеместным воровством, всеобщей расхлябанностью, хамством, жутким состоянием мест общего пользования и – повсеместной же матерщиной. Может быть, любовь к матерщине есть просто следствие плебеизации всей страны, которая прошла у нас намного более успешно, чем электрификация, коллективизация, интенсификация и проч. и проч.

К словам отца Вениамина имеет смысл добавить, что растущее сквернословие – не только следствие «плебеизации всей страны», но ещё и один из показателей фрустрированности общества, его тревожности, взвинченности, почти истеричности. Мы смешали свободу слова (говори что хочешь) и свободу говорить как хочешь.

Филолог В. Шапошников, исследовавший русскую речь последних десятилетий, отмечает усиление роли «категорически тревожных слов» типа «авторитарность», «гибель», «диктатура», «катастрофа», «обвал», «пропасть», «распад», «расизм», «спад», «сползание», «фашизм», «демофашизм», «террор», «крах», «нищета», «голод», «обман». Следующую группу он называет «предположительно-обещательно-остерегающими суждениями»: «социальный взрыв», «социальное негодование», «социальное возмущение», «экологическое бедствие», «зона экологического бедствия», «грязная политика», «гибель культуры» и так далее. Очевидно, что одну и ту же фрустрирующую ситуацию можно описать с помощью инвективы и с помощью слов, приведённых В. Шапошниковым.

Филолог Ю. Левин пишет:

«Легко представить себе мир, описываемый (непристойной. – В.Ж.) лексикой, […] мир, в котором крадут и обманывают, бьют и боятся, в котором «всё расхищено, предано, продано», в котором падают, но не поднимаются, берут, но не дают, в котором либо работают до изнеможения, либо халтурят – но в любом случае относятся к работе, как и ко всему окружающему и всем окружающим, с отвращением либо с глубоким безразличием, и всё кончается тем, что приходит полный п…ц».

Познаётся в сравнении