Несколько примеров. Как правило, обращения, упоминающие интимные части тела, а также связанные с нечистотой, телесными выделениями и тому подобным, характерны прежде всего для народов, в культуре которых чистоплотность занимает особенно важное место. Таковы, например, японцы на Востоке и немцы в Европе. Как известно, к чистоте тела японцы относятся, с точки зрения европейца, почти болезненно, как к священному понятию. Отсюда и популярность японских обращений, обвиняющих адресата в нарушении табу на нечистоту.
Множество подобных обращений бытует и у немцев. Разумеется, обвинение в неопрятности у других народов тоже не доставит удовольствия, но сила бранного слова будет здесь куда слабее, чем у японца или немца.
В других культурах тоже можно встретить нечто подобное. Наиболее распространённые инвективы у испанских цыган гитано связаны с экскрементами.
Интересно сравнение в этом плане
Приблизительно такое же соотношение у вульгарных вариантов слов, обозначающих «ерунда» и тому подобное: русский вариант здесь скорее включит слова, связанные с сексом, латышский – с экскрементами: то есть там, где русский скажет «херня», латыш – «говно». Хотя, конечно, и там и тут в принципе возможны оба варианта. Сравним русское «засранец» и латинское pardisenis с точно тем же значением.
В некоторых культурах успешно сочетаются самые разные стратегии. В
В
Более образованные и привилегированные классы общества всегда относятся свысока к менее удачливым, стоящим на нижней социальной ступени. Поэтому обзывания типа «Деревня!» очень распространены. У
Слово cafone настолько широко по значению, что для конкретности приходится добавлять к нему какое-либо уточнение: «un cafone sciocco» – это когда имеется в виду дурной вкус, «un cafome maleducato» – о человеке с плохими манерами, «un cafone ripugnante» – просто о хаме. Итальянского головореза можно назвать «Brutto cafone mafioso». Американское «first-class asshole» (буквально «дырка в жопе высшего класса») имеет итальянское соответствие «un cafone di prima classe».
Неверно было бы думать, что обращение к сексу, выделениям, сравнение с животными и тому подобное характерно для всех культур. По данным ряда лингвистов и этнографов, совсем другая стратегия наблюдается, например, у японцев, гималайских шерпов, чукчей, прибалтийских народов, некоторых племён североамериканских индейцев. Некоторые примеры будут приведены позже.
Следует очень осторожно относиться к разнице между эмоционально нагруженными инвективами в разных языках и культурах. Как отмечалось выше, слово «блядь» в русском языке, оставаясь вульгаризмом, давно потеряло свою взрывчатую силу, потеряло настолько, что в определённых слоях для обозначения «просто проститутки» употребляются совсем другие слова. «Блядь» превратилось в вульгарное восклицание, и на упрёк сквернослову последний может недоумевать: «А что я такого сказал?!» В то же время аналог этого слова в ряде других культур продолжает восприниматься очень резко и вызывать серьёзные конфликты. Любопытно, что в кавказском ареале сказанный по-русски традиционный мат воспринимается сравнительно легко, но переведённый на родной язык звучит крайне оскорбительно, ибо понимается буквально.