Это мнение по меньшей мере неточно. В японском языке существуют многочисленные и очень грубые даже с европейской точки зрения вульгарные выражения. Однако, во-первых, часть из них, воспринимаясь как непристойные названия частей тела, не могут употребляться в качестве оскорбительных обращений. Употреблённые в качестве обращений, эти слова просто не будут поняты (для сравнения: русские «ёбаный» и «ебать»)вполне годятся для обеих целей: соответствующее сексуальное действие можно именно так и назвать, и в то же время это слово входит в состав многочисленных бранных выражений («Ебать я тебя хотел!»). В японском второй вариант невозможен. (Кстати, так же ведёт себя немецкое «ficken»). Во-вторых, большинство соответствующих слов практически неизвестно рядовому носителю японского языка и имеет хождение в узкой сфере низов общества: среди гангстеров, проституток и прочих групп, особенно среди тех, кто теснее связан с европейскими культурами.
Но и для всех японцев не являются вовсе не знакомыми несколько довольно грубых вульгаризмов, среди которых можно назвать, например, издевательское пожелание, переводимое обычно как «Жри говно!» (сравним русское «говноед»).
Более распространена, но и за то менее резка инвектива, означающая «кривая задница» (русское «кривожопый»). Если снова вспомнить об исключительной чистоплотности японцев, легко понять, что подобные инвективы звучат в условиях японской национальной культуры чрезвычайно грубо, грубее, чем в русской.
Некоторые японские инвективы в буквальном переводе могут выглядеть довольно сдержанно, но на шкале оскорблений японцев они занимают заметное место. В 1955 году возник правительственный кризис (!) после того, как премьер-министр неосторожно назвал своего оппонента «бака яро». Дословно это означает всего лишь «глупый дурак», но англоязычный автор советует переводить эту инвективу как «stupid asshole», то есть, согласимся, на русский вкус это звучит достаточно энергичнее.
Одна из самых заметных японский инвектив достаточно вульгарна даже и по европейским меркам. Это «Законнайо!», что-то вроде «Не еби меня!» и выражающая крайнюю степень неудовольствия и раздражения. Ближайшие аналоги – французское «Merde!», английское «Fuck you!» или «Asshole!», русское «Блядь» или «Ёбаный-в-рот!».
Типичное японское словоупотребление – «Гайдзин!». Буквальное его значение – иностранец, чужак. Но если вспомнить не столь давнюю самоизоляцию Японии, характерные ещё для XIX века ненависть и отвращение к европейским «варварам», то не вызовет удивления пассаж в американском пособии для туристов о том, что «вежливая» японская фраза, исходящая от хозяина ресторана. «Мы не обслуживаем уважаемых гайдзин» призвана означать примерно то же, что американская «Ни один из этих ёбаных уважаемых иностранных варваров не переступит порог моего чисто японского заведения. Поди погуляй!».
Как видим, подобные слабые, по европейским меркам, оскорбления успешно справляются с той задачей, которая ставится перед инвективами европейского типа, построенными на использовании сексуальных или богохульных символов: во всех случаях оскорбление достигается за счёт обвинения оппонента в нарушении наиболее сильных для данной культуры табу. Обвинения в глупости нарушают как раз один из таких японских запретов.
Тем не менее фактом остаётся то, что лексический инвективный слой в общеупотребительном японском языке сравнительно невелик и в буквальном переводе обычно кажется маловыразительным и просто слабым.
Однако вряд ли этот факт сильно волнует самих японцев. Подобно всем другим народам, японцы не лишены возможности разрешения напряжённости любой степени с помощью языка. И всё же верно и то, что эмоциональное облегчение достигается в японской культуре принципиально иначе, чем у абсолютного большинства народов мира.
Дело в том, что роль инвективы в японской национальной культуре успешно выполняет … снятие в нужный момент всей или части формул обязательного этикета.
Общеизвестно, что по сравнению с европейскими языками японский язык отличается исключительно разработанной системой форм и выражений вежливости. Чтобы правильно пользоваться этой системой, японцам приходится обладать огромным запасом сведений о себе и окружающей их действительности, сведений, в которых у европейцев нет особой практической нужды. В интересующем нас плане это сведения об иерархических отношениях, принятых в японском обществе. Необходимость учитывать все эти отношения – кто важнее меня, кому я подчиняюсь и выше кого считаюсь и какими словами я должен эти отношения выражать, – всё это заставляет японца при каждой встрече, в любой ситуации решать достаточно сложные (во всяком случае, с точки зрения европейца) задачи.
Но с соотечественниками японцы худо-бедно разбираются: ведь этому их учат с младых ногтей. С иностранцами всё выходит значительно сложнее: непонятно, к какой группе он относится и как следует к нему обращаться.
Впрочем, и с незнакомыми японцами тоже бывают сложности, их статус понятен не всегда.