Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации

«Часть, обозначенная многоточием, свидетельствует о том, что здесь употреблён мат. […] Поскольку в данном случае это выражает реакцию на заявление парторга, агитирующего за вступление в колхоз […], то это не ругательство. Это сочетание, обозначающее примерно «Вот это да!», но способ его материализации – грязный».

Особенно интересен пример, когда «чёртов идеалист!» передаётся по-японски с помощью слова «идеалист», но с добавлением женского суффикса (то есть получается что-то вроде «Идеалистка!» – о мужчине; вспомним «Дура!», тоже обращённое к сильному полу). В данном случае переводчик считает необходимым добавить к этому оскорбительному «снижению полового статуса» (в японской культуре женщина стоит иерархически ниже мужчины) ещё одно оскорбление – сочетание «идеалистки» с грубым наименованием экскрементов (то есть приблизительно «Идеалистка ты сраная!» – о мужчине).

Для человека, привыкшего к русской инвективной стратегии, может показаться, что в этом случае японский переводчик придал слишком большое значение слабой русской инвективе. Но это не так: дело в том, что в японском языке грубое наименование экскрементов звучит не так грубо, как «сраный» в русском, и японец вполне может произнести это слово в женском обществе (то есть это слово ближе к русскому «дерьмовый»; аналогично сравним французское Merde! или английское Shit! но не испанское Stronzo! или немецкое «Scheiße!»).

Загадки страны восходящего солнца

Как мог сложиться национальный характер японцев, столь отличный от западного, европейского, да и от национального характера соседей этой островной державы? Одна их гипотез заключается во влиянии ненадёжной природы Японских островов с их постоянными цунами, землетрясениями, оползнями и прочим, приучивших жителей к известному фатализму и прагматической реакции на очередную напасть. Приучившись воспринимать стихийные бедствия как нечто неизбежное, на что невозможно ответить агрессивными действиями, японцы могли перенести такое отношение на общество.

Разумеется, это не означает, что на «агрессивное» отношение природы или враждебность окружающих японец не реагирует вовсе, но его реакция – это, как правило, не словесное выражение негодования, дающее выход чувствам, а совершенно конкретные действия. Попросту говоря, тут некогда материться и клясть судьбу, надо поставить на место упавшую стенку, помочь пострадавшим от наводнения или землетрясения, потушить возникший пожар.

И примерно то же самое – в отношении обидчиков. Коль скоро резкие разговоры и брань осуждаются, их место занимает поступок. Например, физическое воздействие. Вот почему в Японии до сих пор популярны самурайские драмы и фильмы, где рекою льётся кровь.

Если же в драме речь идёт о современности, то место рукопашной схватки двух виртуозно владеющих мечами средневековых воинов занимают причинение финансового ущерба сопернику в бизнесе, нанесение вреда репутации и тому подобное. Всё, что угодно, но не пустой обмен оскорблениями!

Но ведь ясно, что подобное возмездие не всегда можно осуществить немедленно. И отсюда – веками выработанная у японцев тактика внешне вежливого как бы спокойного реагирования на острую ситуацию, чтобы потом в хорошо рассчитанный момент внезапно напасть и победить.

В этой связи полезно вспомнить старый анекдот о том, как несколько европейцев решили напакостить японцу. Они подкладывали ему кнопку на сиденье, прибивали гвоздями галоши и др. под. Но, к их удивлению, японец принимал все эти гадости спокойно, был неизменно вежлив и улыбчив. Наконец европейцам стало стыдно, и они извинились, пообещав, что впредь никогда больше так поступать не будут. На что японец улыбнулся и вежливо сказал: «Хорошо, тогда я тоже не буду вам в кофе писать…»

Разумеется, речь здесь идёт только об одном из возможных выходов. Наблюдения показывают, что японцы весьма различно ведут себя на людях и в тесном семейном и дружеском кругу. В последнем случае они могут позволить себе расслабиться и поэтому оказываются куда ближе по поведению к европейской модели поведения. Многое из того, что не положено за пределами семьи, разрешается дома: брань всё-таки будет избегаться, но возможны грубые шутки, упоминание о различных неприличных функциях, сексуальных недостатках, всякие другие вульгарности.

Но и здесь, говорят нам исследователи национального характера, японские табу могут сработать: например, всё равно нарушение каких-то норм в отношении к старшим может у окружающих вызвать шок и даже привести к насилию. Образно выражаясь, сдерживающий клапан может не выдержать, и эмоциональный котёл взорвётся.