Материя

– Вовсе нет. Напротив. Я обнаружил, что превратился в неописуемо пресного типа, и счел за благо устраниться от унылой повседневности в надежде, что по контрасту стану более интересным для вас при встрече.

Реннеке еще обдумывала эту остроту, когда Рамиль лукаво улыбнулась Орамену, а затем обратилась к Реннеке:

– Я думаю, принц находит, что другие дамы более отвечают его вкусу. Другие дамы в других местах.

– Находит? Вот сейчас? – спросила Реннеке, напуская на себя невинный вид.

Орамен изобразил пустую улыбку.

– Возможно, нами пренебрегают, – предположила Рамиль.

Реннеке подняла свой тонкий подбородок.

– Да-да. Видимо, для принца мы недостаточно хороши, – сказала она.

– Или слишком хороши, – задумчиво проговорила Рамиль.

– Как это может быть? – спросил Орамен, не придумав ничего лучшего.

– Так оно и есть, – согласилась Реннеке, сильнее прижимая к себе руку товарки. – Я слышала, что некоторые ценят доступность больше добродетели.

– И язык, развязанный деньгами, а не движимый остроумием, – добавила Рамиль.

Орамен почувствовал, как вспыхнуло его лицо.

– А некоторые, – сказал он, – доверяют честной проститутке больше, чем самой добродетельной и воспитанной из женщин.

– Некоторые – да. Возможно, из врожденной развратности, – сказала Реннеке, чьи глаза расширились при слове «проститутка». – Хотя может ли человек здравомыслящий и порядочный называть таких женщин «честными»?

– Ценности, как и многое другое, сильно страдают в такой компании, – изрекла Рамиль, тряхнув хорошенькой головкой. Ее густые длинные волосы взлетели светлой волной.

– Я хочу сказать, дамы, – изрек Орамен, – что шлюха принимает вознаграждение и после этого уже не ищет воздаяния. – На этот раз при слове «шлюха» Реннеке и Рамиль вздрогнули. – Она питает любовь к деньгам и не скрывает ее. Это и есть честность. Но есть и такие, кто раздает милости якобы бескорыстно, но ждет больших щедрот от молодого человека с неплохим будущим.

Реннеке посмотрела на принца так, будто он сошел с ума, и приоткрыла рот – видимо, собираясь что-то сказать. Рамиль же совершенно изменилась: чуть ли не гневная гримаса уступила место лукавому взгляду, а затем – едва заметной, понимающей улыбке.

– Идем, Реннеке, – сказала она и потянула свою спутницу за руку. – Принц принял нас за кого-то другого, словно в лихорадке. Лучше отойти подальше, пока приступ не пройдет, чтобы самим не заразиться.

И обе разом отвернулись с надменным видом.

Орамен почти сразу же пожалел о своей грубости, но извиняться было уже поздно. Он весь день пребывал в расстроенных чувствах. С утренней почтой пришло письмо от матери из далекого Херетесура; она сообщала, что уже несколько месяцев как беременна от нового мужа и доктора не советуют ей пускаться в долгий путь. Поэтому в ближайшее время она приехать не сможет. «Новый муж? – подумал Орамен. – Беременна? Несколько месяцев?» Он ничего не знал ни о том ни о другом. На письме стояла дата примерно месячной давности. Или оно шло с большими задержками, или лежало неотправленным.

Он почувствовал себя уязвленным и к тому же испытал укол ревности – им пренебрегли. Как отнестись к этим известиям? Может, лучше вообще не отвечать? Отчасти он хотел этого – пусть мать думает, что ему, может быть, ничего не известно, и чувствует себя ненужной, ведь именно такое чувство испытал он при чтении письма.

Пока он лежал, прислушиваясь к далеким звукам празднества, пытаясь разобраться в своих чувствах по случаю победы и недоумевая – где же полная и безграничная радость? – его слуга Негюст Пуибив вбежал в комнату и остановился в изножье кровати, переводя дыхание. Лузель, девушка, с которой Орамен провел ночь, просыпалась. Протерев глаза, она удивленно посмотрела на Пуибива – высокого, большеглазого, с торчащими зубами, еще не испорченного городскими привычками. Он был исполнен энтузиазма и доброжелательства и обладал редкой способностью выглядеть неуклюже даже во сне.

– Ваше высочество! – закричал он, но тут увидел Лузель, и щеки его зарделись. – Прошу прощения у вас и молодой дамы! – Он глотнул воздуха. – Ваше высочество, еще раз прошу прощения, но война закончилась, ваше высочество, и мы одержали победу! Только что поступили известия! Тил Лоэсп, великий Верребер, они – все сарлы – торжествуют победу! Какой великий день! Извините, что помешал вам, ваше высочество! Я ухожу!

– Постой, Негюст, – сказал Орамен, когда парень (на год старше его, но нередко казавшийся моложе) повернулся и хотел было уйти, зацепившись при этом ногой за ногу; он споткнулся еще раз, когда обернулся после слов принца, но удержал равновесие и встал по стойке смирно, уставившись мигающими глазами на Орамена. Тот спросил: – Есть еще подробности, Негюст?

– Я узнал эту великую новость от однорукого парламентского сержанта, которому было поручено орать во все горло, ваше высочество. На нем еще была шапка такая – треуголка. Дама из питейного заведения на другой стороне улицы чуть не упала в обморок и пожелала своим сыновьям безопасного и скорейшего возвращения, ваше высочество!

Орамен подавил смешок.