Материнский кров

Ульяна загасила каганец, лежала на кровати в горнице, ознобилась спиной, ноги в шерстяных носках протиснула сквозь спинку кровати в самое нутро духовки — истопила жарче обычного сегодня печку-грубу и в чайнике кипяток душистый с веточками вишни приготовила. Неужели напрасно хлопотала? Ой и выхристю ж я тебя, Марфа, если падлючить в моей хате нагадала…

Часы на стене тикали, пропадало время, растворялось темнотой…

Не знала Ульяна, что Малиниху в эту ночь схватили на подворье немцы и расстреляли в «глинищах» у Псекупса. Немец-конвоир сказал на другой день: «Марфа — никс, никс. Марфа пуф-пуф. Никс Марфа…» А позже запохаживали в станицу партизаны, и вести хорошие с ними входили по ночам в станицу: про Сталинград, не отданный немцам, про окружение крупного скопища немцев в приволжских и донских степях, изгон их от Восточного Кавказа и ставропольских предгорий. Нашествие было обречено.

Часть 4 Разведка боем

Мы в ночь улетаем!

Мы в ночь улетаем!

Как спелые звезды, летим наугад…

1

Снег наметало торопливым нахлестом, он был мокрым и то густел, то прореживался, зависал крупным пухом и вдруг опять секся под ветром, рассыпался порошей. Студенистая сырость накрывала станицу, скользила по угористым улицам, крышам хат, липла к оконным стеклам, веткам деревьев, плетням винограда. Февральский день так и не смог набрать силу, проблеснуть полуденным светом. От снеговой мокроты в воздух наползал туман, скрадывал видимость, и, когда к вечеру снегопад сменился дождем, сумерки вовсе пригасили округу. В темноте дыхание непогоды казалось зловещим и само время расплескивалось, теряло привычную меру — убыстряло ход, когда резче хлестали по ставням дождевые струи, и замедлялось притихшим шумом воды, прожитый час ничего не значил, ничего не изменял в жизни.

Ульяна с вечера закрыла хату на все запоры и по-старушечьи прилегла в стеганой безрукавке на койку. Не с кем было перекинуться словом, вспомнить прожитый день, загадать завтрашние дела. Лежала в темноте одна, слушала, как стучит в ставни зимний дождь, покряхтывала. Все снега и дожди она ждала заранее (ревматизм предсказывал, будь он неладен), и нынешнюю непогодь, что принес морской ветер бора, хворь ей раньше напророчила. Значит, лезь, баба, на горище, высматривай прорехи в соломенной крыше и ставь под них посудинки, если хочешь по-людски в сухой хате жить, а то размокнут киселем глиняная стеля потолка и турлучные стены, повывалится из них глина, и будешь даром топку палить, белый свет отапливать. Думала так Ульяна, крышу, как старую рубаху, на свет высматривала, все ли прорехи учла и залатала, где могут появиться новые, под какими уже натекло полные посудинки, и пора опрастывать их в кадушку, чтоб на стирку сгодилась мягкая небесная водица или голову помыть. И никак в житейских думах не могла она обойти войну. Не краем, не углом та касалась дум, а вставала на пути глухой стеной, куда хоть стукайся лбом, хоть ори до хрипоты, хоть плюйся…

Неволя продлилась всю осень, в зиму перешла. Поныне колобродила чужеземная орда в станице, хуже лютой стужи холодила душу неметчина.

В том ночном октябрьском бою много постреляли немцев в Горячем Ключе. Напали на них красноармейцы, и эта новость сильно обнадежила тогда, поверилось, что начала наступать Красная Армия, не сегодня, так завтра освободит и Псекупскую. Но не сбылось то мечтание, не наступило избавление от ворогов так скоро.

Уже около двух месяцев мучило дурное предчувствие — с тех пор как в декабре корова сгубила телочку. Не иначе, кто-то из немцев навел порчу на худобу, и та растелилась мертвым дитем. Есть такие и среди русских, у кого глаз черный. От того сглазу и бык Рябой в двенадцатом году сдох в день Алексеевой свадьбы, и корова Рябуха в двадцать четвертом году молоко загубила, теперь до Вербы порча пристала. Не перекинулась бы дальше на людей, господь сохрани и помилуй…

Зимний дождь постукивал в ставни, заглушал все наружные звуки. Под такой ширхун хорошо дремлется в протопленной хате, но что-то отгоняло сон, держало Ульяну в напряжении. В эту дождливую ночь она знала, что уже выбили немцев из Хадыженской, погонят их и от Горячего Ключа, и отсюда, из Псекупской, хотя и нарыли здесь блиндажей на Татарской горе, установили на косогоре у кладбища пушки.