Материнский кров

Утром возле Холодного ерика взлетело на воздух несколько хат и еще последовали взрывы — немцы порушили жилье станичников, расчищая сектор обстрела. Красноармейцы сумели подтащить свои пушки за Холодный ерик и оттуда ударили залпом по немецким позициям на косогоре. Началась артиллерийская дуэль. Немцы, стреляя сверху, быстро накрыли снарядами красноармейскую батарею, перенесли огонь дальше к горам, постреляли туда вслепую, для острастки. На этом громкая стрельба смолкла, зависла гнетущая тишина. Где-то накапливались для штурма станицы красноармейцы, нервной дрожью стучали время от времени немецкие пулеметы с Татарской горы, простреливая низину перед Псекупсом и за Холодным ериком, взлетали разноцветные сигнальные ракеты — бой мог возобновиться с часу на час.

Немцы не надеялись удержать оборону, сняли с косогора артиллерийскую батарею, заменили ее гусеничным броневиком, он выполз вверху, как паук, стрельнул вдоль Широкой улицы, откатился назад, исчез, минутами позже выставился в другом месте на верхней кромке косогора, нацелил дула пулеметов вниз, угрожал смертью.

Красноармейцы появились из-за Псекупса ближе к вечеру. Короткими перебежками пехотинцы по одному проникали в сараи табачных сушилок, там выждали, пока соберется побольше группа, и оттуда рванулись вперед по Береговой улице, свернули на Широкую. Густые и высокие будылья бузины, как лес, росли тут на просторном прогоне, сквозь них красноармейцы незаметно пробежали низинное место перед косогором, где вверху ползал немецкий броневик. Двое пехотинцев бежали в атаку с длинными бронебойными ружьями — на бронебойщиков была вся надежда наступающих.

— Фитисо́в, вперед! — командовал лейтенант-осетин. — Хачатрян, заходи отрава!.. Вперед!.. По браневику — агонь!..

Немцы сверху заметили атакующих высоту красноармейцев, повели частую заградительную стрельбу. Опаснее всего стреляли из броневика. Пули пэтээровцев рикошетили по его овальному брюху, будто дразнили паука, и он плевался пулями чаще, делая паузы, высматривал, откуда на него нападают, снова посылал вниз очередь за очередью, а сам оставался неуязвим.

— Фитисо́в, меняй пазицию! — кричал внизу командир взвода пехотинцев. — Хачатрян вышел из строя, на тебя, дарагой, вся пехота смотрит!.. Падбей, слушай, Петя, ноги этаму фашистскаму гаду!..

Молоденький бронебойщик заскочил в кирпичный дом, в котором был раньше станичный продуктовый магазин, выставил в окно длинное дуло противотанкового ружья, стрельнул по броневику раз, другой — не подбил. Броневик снова уполз за косогор. Фитисов скрутил цигарку «козьей ножкой», покуривая, ожидал удобный момент, но опытные немецкие вояки засели в броневике, не подставляли под удар уязвимые боковые борта машины и стреляли умело, заставили пехоту приостановить атаку.

Фитисов поудобнее устроился на своей позиции, лег за окном на длинные деревянные магазинные полки, вытянулся на них во весь рост, изготовил к стрельбе свое боевое ружье. И тут снова застрочили пулеметы немцев из броневика, метя на этот раз именно в бронебойщика (наверно, высмотрели через бинокли, где он укрылся), и подбили парня, он схватился за раненую ногу, втянул вовнутрь магазина свое длинное ружье, опираясь на него, как на костыль, похромал в безопасное место.

Только на присмерке подобрался к ненавистному вражьему броневику смельчак пехотинец и бросил под гусеницы несколько гранат, перебил ему паучьи ноги, заставил умолкнуть пулеметы. А с Татарской горы немецкие пулеметы огрызались до полуночи — там немцы глубоко спрятались в землю, сопротивлялись отчаянно, как обреченные.

Немцев изгоняли в эти дни с Кавказа по широкому фронту. Они спешили выскочить из горных ущелий в ставропольскую и закубанскую степь, сплошного фронта уже не существовало, немцы метались в предгорье, нашествие оборачивалось опасливым бегством. Скрылись оккупанты и из Псекупской.

6

Ульяна обнаружила себя под кроватью в спальне. Лежала на полу, прислушивалась к наружным звукам, удивляясь, что утро занималось спокойно и тихо. После вчерашней кутерьмы в тишину было трудно поверить, она казалась всего лишь затишьем, короткой паузой, божьей милостью за пережитые страхи и поруху. Закрытые ставни сбивали ее с толку — может, за ними хмарая ночь и в узкие щелки сочится лунный свет, холодным лучом шарит по оконным стеклам? Значит, до нового дня еще далеко, есть время взять в думу вчерашний.