Матильда

– Черт. Черт, черт, черт! Шестнадцать! – воскликнула она растроенно и обиженно на саму себя, обращаясь к пустому залу.

– А сколько всего их должно быть? – раздался где-то сбоку, со стороны входа в зал, незнакомый женский голос.

Матильда почувствовала, что она не в силах встать. Так и будет лежать, погребенная под стульями, пока не наступит завтра, и артистки не войдут в зал и не обнаружат там ее, к вящей радости Леньяни.

И все же отвечать лежа в такой идиотской позе было невежливо.

– Тридцать два… – вздохнула Матильда поднимаясь. И так и застыла, неловко опираясь на стул – лицо стоящей перед нею женщины она знала наизусть, каждую черту этого лица, хотя никогда не видела ее прежде, лишь на фотографиях, а они, конечно, могут запечатлеть человека, но не в силах передать истинное его лицо.

Перед нею стояла Алиса Генесская.

Она была мощнее и выше, чем казалась Матильде по фотографиям. Глаза у нее были скорее печальными, чем презрительными, рот – более решительным, чем капризным.

На фото, сделанном в Керобе в тот памятный день ее согласия, вид у нее был такой недоверчивый и недовольный, что Матильде думалось, что это ее стандартное выражение лица. Все таки фото ничего о человеке не передают!

Раньше, когда Матильда еще жила с родителями, а призрачный силуэт Алисы Генесской маячил на горизонте скорее как несерьезная, капризная тень, Николай запросто показывал Мале их переписку, ее фотографии и дневники, которые она ему высылала. Тогда это все было шуткой, нестрашной и несерьезной, в каком-то невообразимом туманном будущем, которое должно было никогда не наступить.

Теперь бывшая принцеса Алиса стояла перед Матильдой. В выразительных печальных глазах ее читалась такая неприязнь, будто Матильда – о, она могла себе представить, чего только о ней не понарассказывали будущей государыне Александре – представляла собою что-то грязное, жалкое, не достойное даже взгляда, но вместе с тем и опасное.

Матильда поклонилась.

– Много слышала о вас, – произнесла Александра Федоровна с нескрываемым презрением.

В дверном проеме показалась голова Ивана Карловича, увидев Александру, он поспешно сделал шаг назад, одновременно сгибаясь в полупоклоне, и прикрыл дверь. Матильда не сомневалась, что там он так и остался – глядя в щелочку, пытаясь расслышать весьма интересный диалог, который должен был сейчас состояться.

Аликс продолжала стоять и молча в упор смотреть на Матильду.

– Ваше Высочество, мне нужно умыть ноги, вы не возражаете? – спокойно произнесла Матильда.

Аликс кивнула, все еще продолжая разглядывать Матильду. От такого пристального внимания становилось не по себе, так же тошно, как от вожделеющих взглядов мужчин, с тою только разничей, что в тяжелом взгляде Александры было гораздо больше ненависти и обиды.

– Чем же таким вы смогли привлечь Наследника?

Матильда сделала вид, что пропустила последнее провокационное замечание мимо ушей. Она склонилась, чтобы налить в эмалированый таз холодной воды из кувшина, присела на стул и, не глядя на Александру, разулась и принялась разматывать пуанты.

– Наследник вам что-нибудь… дарил?

– Ники…

– Не смейте называть его Ники! Вы, вы… – взорвалась, наконец Алиса, – Вы – не более чем временное увлечение. Меня же выбрал и поставил с ним рядом по жизни Бог! И я не отступлю!

Глаза Матильды округлились:

– Бог?

Матильда вдруг вспомнила свою поездку во Францию, тогда в сопровождении крестного она изучала пещеру, где было явление Богородицы. Она вспомнила, как посмотрела на небо перед собою, и как не захотела загадывать желание перед чудотворной Мадонной – не захотела просить о любви Николая.

Алиса Генесская шагнула вперед, руки ее подрагивали: «Оставьте его в покое, вы, вы…» – она отвела вгзляд от лица Матильды, скользнув по фигуре и остановившись на груди, намереваясь, видимо, снова вернуться к порочности продажных и дешевых артисток, но тут взгляд ее упал на окровавленные пуанты в руках Матильды.

Она запнулась. В глазах ее мелькнул ужас, следом за ним – милосердие.

– Вот так, – печально сказала Матильда.

Ногти на ногах Матильды были обломаны, пальцы усеяны болезненными шишками и мозолями. Кожа на пятках имела жутковатый оттенок и пошла трещинками. Вены припухли. Аликс растерянно молчала. Матильда поднялась, продолжая стоять в тазике – комичность ее положения образовывала яркий контраст с серьезной и чуть торжественной интонацией речи:

– Вам незачем меня ненавидеть, Ваше Высочество, и нечего бояться – это не та кровь.

– Что? – в растерянности произнесла Алиса.

Матильда сделала шаг из тазика, по ее ступням стекала вода, оставляя на паркете смешанные с кровью следы.

– Я оставлю Его Высочество в полном покое. Уже оставила.

Матильда поклонилась.

– Могу я быть свободной?

Алиса все еще смотрела на нее растерянно. Наконец, она кивнула.

Матильда пошлепала босыми ногами по дощатому полу репетиционного зала.

– Я… я надеюсь, эта наша встреча будет последней! – решительно воскликнула Алиса ей в спину.

Матильда обернулась и ничего не ответила.