Матиуш на необитаемом острове

Любой другой на его месте отчаялся бы и потерял надежду. Да, любой другой, но не Матиуш. Он чувствовал, что самое важное — решиться, И еще он подумал, что работа, которую он проделал с таким трудом, не была бесполезной, она научила его хладнокровию, осмотрительности, осторожности, — он не знал точно, как это называется, но понимал, что самое важное — быть готовым внутренне, чтобы дух его, сердце и голова были ко всему готовы.

Итак, Матиуш не огорчился. Собирался он недолго. Начальник тюрьмы был все время в комнате, а когда подъехал автомобиль, попросил Матиуша засвидетельствовать письменно, что он жалоб не имеет.

— Вашему величеству это не помешает, а мне может помочь.

— Хорошо.

Были принесены чернильница, перо и бумага.

Удостоверяю, — писал Матиуш, — что претензий к начальнику тюрьмы не имею, так как он делал то, что ему надлежало. Когда перед войной я арестовал министров, он держал их в заключении, потому что я так приказал. После войны он держал под стражей заключенного номер двести одиннадцать, так как был такой приказ королей-победителей. Я разбил фарфоровую вазу, он не мстил мне за это. Пусть начальник тюрьмы и впредь делает свое дело; я же буду делать свое.

Король Матиуш Первый.

Потом посланный расписался в тюремной книге, что принял Матиуша, они сели в автомобиль и выехали за ворота тюрьмы.

Матиуш не отрываясь смотрел в окно машины на свою столицу. Как раз закончилось представление, и люди возвращались из театра. Никто не подозревал, что в автомобиле едет Матиуш, так как важных заключенных всегда возят ночью и тайно. Из театра выходили только взрослые» не было ни одного ребенка. 1.

«Детей отправили спать, а сами развлекаются», — подумал Матиуш с негодованием.

Рядом дремал сопровождающий.

«Отворить дверцу и выскочить»…|

Нет, нельзя. Было бы гораздо легче скрыться среди детей, а сейчас на улицах одни взрослые… фонари горят, на каждом углу полицейские…

И на вокзале тоже ничего сделать не удалось. Королевский посланец взял Матиуша за руку, быстро провел через зал ожидания и подвел прямо к вагону первого класса. Через пять минут; поезд должен был отправиться за границу. Сундучок поставили у окна, на сундучок клетку с канарейкой.

— Ну, будем спать.

Он действительно такой соня, или только притворяется?

Нет, полковник Дормеско не притворялся. В четвертом артиллерийском дивизионе, где он служил, он был известный, даже знаменитый соня. Еще во втором классе начальной школы он часто спад на уроках. Но не храпел, спал тихо, никому не мешая, так что учительница была ин довольна. Диктанты он писал хорошо, за чтение имел четверку с плюсом, на арифметике спал. Товарищи подшучивали над ним, но Дормеско не обижался; Все его любили. Однажды он заснул на уроке закона Божьего, но священник не рассердился на него:

— Кто спит, тот не грешит.

И Дормеско был доволен, что у него нет грехов. Ему всегда везло. Как-то раз он заснул на уроке естествознания. Учитель был очень строгий. На его уроках было так тихо, что было слышно, как мухи летают. Учитель объясняет, говорит, говорит, а у Дормеско глаза слипаются.

— Повтори, Дормеско» что я сказал.

— Он спит, господин учитель.

Сосед толкнул его локтем. Дормеско протирает глаза, встает.

— Что тебе снилось? — спрашивает учитель.

— Мне снился такой большой, большой муравейник.

Класс засмеялся, а учитель говорит:

— Твоё счастье, что тебе снилась природа, а то попробовал бы ты моей палки.

Когда Дормеско было лет шестнадцать, к его родителям пришли гости, и один старый капитан сказал:

— Самое важное в жизни это склонность. Любишь рисовать — будь художником. Любишь петь — будь певцом. В военном деле самое важное дисциплина, послушание.

— Ну, хорошо, — сказал грустно отец, — а что будет из мальчика, который любит только спать?

— Поверьте мне, если мальчик действительно со страстью, от всей души любит спать, он не пропадет. Главное — это склонность.

И Дормеско поступил в военную школу. Будучи молодым офицером, он вызвал всеобщее удивление своей храбростью. В атаку не ходил, зато не было ему равных в обороне.

— Стоять на месте, — дают ему приказ. — Ни шагу вперед, ни шагу назад.

Дормеско окопается со своим отделением, и пусть там все рушится и горит — не сдвинется с места.

— Не боялся? — спрашивают товарищи.

— Чего бояться? Когда-нибудь умирать надо. Жена по мне плакать не будет.

Дормеско был старый холостяк и не любил детей.

— Галдят, кричат, топают, в голове всякие глупости. Спать не дают. Маленькие ночью пищат, а те, что постарше — днем надоедают.