Матюшенко обещал молчать

Потом что... Потом Николай встал перед Ольгой на колени и все ей чистосердечно рассказал. Вытащил из тайника оставшиеся шестьсот рублей. Это и спасло его от верной смерти. Вернулся в формовщики и стал опять неплохо зарабатывать, не как начальник цеха, но все-таки. А на шестьсот рублей, которые он отдал Ольге, она выкупила холодильник, когда подошла очередь, купила гедээровский полированный сервант, а из одежды: плащ-болонью, шерстяную кофту и джерсовое платье — это себе, а Николаю, после некоторых колебаний, — новый костюм за семьдесят пять рублей, очень приличный, — все-таки лотерейный билет купил он.

И еще десять рублей Николай вымолил у Ольги, чтобы умаслить Матюшенку — чтобы тот поменьше об этой истории болтал. Целых два дня после этого они, как закадычные друзья или родные братья, ходили в обнимку на работе и после работы, сидели у Нельки на базаре, в столовой мясокомбината. И Матюшенко твердо обещал Николаю молчать.

ОШИБКА

Грубо говоря, человечество делится на три части: на тех, кто выступает на собраниях, на тех, кто на собраниях молчит, а выступает дома, перед женой, и на тех, кто кричит с места. Что кричит? Кому кричит? А это уже смотря о чем идут дебаты.

Скажем, начальник цеха или, его заместитель говорят, что вот — конец месяца, квартала, года, а план горит, и надо собрать в кулак все силы, моральные и физические, мобилизовать резервы, напрячь мускулы...

Словом, штурм. Любой ценой, но в оставшееся время план выполнить. Занять первое место или хотя бы войти в призовую тройку, получить премии и прочие лавры, а потом опять с начала месяца сидеть курить.

И так каждый раз, и конца этому не видно.

— ...Так что, товарищи, и в это воскресенье надо поработать, — завершает свою речь начальник цеха. — Выражаю уверенность, что завтра все выйдут без опозданий. Народ у нас сознательный, проверенный. Фронтовики! Старая гвардия!

Бот тогда Матюшенко и кричит:

— При чем тут фронтовики! Война двадцать лет как кончилась! Сами не могут работу организовать, а потом — фронтовики... Будем мы когда-нибудь работать по-человечески?!

В Красном уголке цеха, где проходит собрание, начинается форменный базар.

— Правильно! — кричат со всех сторон.

— Не будем работать в воскресенье!

— Взяли себе моду!

Шум, гвалт.

Матюшенко сидит, довольный, в первом ряду, в окружении ближайших сподвижников: слева Тимка Губанов, справа Витя Бричка. Оглядывается по сторонам: а что, разве он не прав? Прав. Он зря языком трепать не будет.

— Они руководить не могут, а мы за них отдувайся! Нам что — больше всех надо?!

Сподвижники тоже не отстают от лидера.

— В газету напишем! В газету! — кричит, напрягая толстенную шею, Тимка Губанов. — В «Правду»! Будете тогда знать!

— Ага, а то мало писали! Им же главное — прогрессивку получить, дать цифру, а остальное их не касается! А мы прогрессивку не получаем. Пусть сами выходят и работают!

— Тише, товарищи. При чем тут прогрессивка — план нужен всем. Итээр ведь тоже будут работать в воскресенье.

— Ага, работать! Итээр будут стоять! А ты возьми лопату и покидай смену, попробуй. И столовая в воскресенье закрыта.

Начальник что-то записывает в книжечку, пытается унять шум. Вид у него усталый, но спокойный — не в первый раз.

— Насчет столовой — правильно, товарищи. Это наша недоработка, будем принимать меры. Но работать завтра все равно надо. Другого выхода у нас нет.

И тогда Матюшенко незаметно толкает в бок Витю Бричку — мол, пора... Тот, не глядя, показывает: сейчас, сам знаю... И, немного подождав, складывает трубой ладони и кричит, перекрикивая все собрание:

— Пускай платят наличными! По пять рублей за выход! То, что заработаем, плюс пять рублей. Сразу после смены. Вот тогда выйдем!

— Правильно! Наличными! Наличными! — поддерживает Витю мужская часть собрания. — По пять рублей!

Но тут женщины поднимают шум:

— А нам и наличными не надо! Не нужны нам никакие наличные! У нас дети! Детей не видим неделями. Постирать, прибраться надо. Чихать на эту пятерку!

Мужики тоже всякие.

— И мне, например, пять рублей тоже не нужны, — слышится чей-то кроткий голос. — Лучше я посижу с семьей дома, телевизор посмотрю.

Это кто-то непьющий, а главное, не очень умный, потому что, знает Матюшенко, кричи не кричи, а выходить завтра все равно придется, и Витя Бричка, старый кадр, гнет правильную, реалистическую линию. Пять рублей наличными за выход — это уже серьезный разговор, так сказать, платформа... В чем тут тонкость: раз все равно работать, пять рублей не повредят, на дороге не валяются, а самое главное: про них не дознается жена и, значит, не отберет, как отбирает в аванс и в получку все до копейки.

Наличными платят не всегда, а только когда очень плохо с планом. И то не всем, а от кого больше зависит. Например, заливке. И заливщики дружно гудят в восемь глоток:

— Наличными! Наличными! Тогда все выйдем.

А те, кому наличные не светят, тянут свое:

— Надо с начала месяца работать! С начала месяца! Организовать правильно работу!

И так далее.