Матка

В настоящий момент колонна машин стояла в центре какой-то из южносибирских равнин. Место для базы старались выбирать подальше от разрушенных городов и свежих разломов земной коры, где по обыкновению гнездились габбро, с таким расчетом, чтобы окружающая местность просматривалась как можно лучше на предмет подходящих маршрутов эвакуации. Вероника прошла между рядами потрепанных грузовиков; хмурые фигуры в ватниках молчаливо бродили по базе или топтались вокруг костров, дымивших на сыром мартовском снегу. Отыскав фургон, служивший узлом связи, — частично переоборудованную машину телекомпании, на которой Вероника некогда выезжала делать репортажи и на которой позже присоединилась к старателям, выбросив труп оператора вместе с вцепившейся в него тварью с помощью замысловатого разворота на лопающейся от землетрясения дороге, Вероника потянула помятую дверцу. Среди мерцающих мониторов и шелестящих передатчиков, гроздьями свисавших со всех сторон, сидел худощавый высокий брюнет лет тридцати с тонким крючковатым носом, тревожным взглядом глубоко посаженных глаз и отсутствующим выражением лица.

— Какие-нибудь изменения? — поинтересовалась Вероника.

— Ничего, — мужчина медленно покачал головой. — Они не выходят на связь. — Влад Багров, отвечавший за аппаратуру для наблюдения и связи, уже не смотрел на приборы. — Вероника… на мой взгляд, ехать туда…

— Я понимаю. Я тоже так думаю.

В последний раз, когда они пытались вытащить несколько человек из-под завалов в каком-то провинциальном городке на склонах Саян, погибли не только все, кого пытались спасти, но и более двух десятков старателей.

— Может, габбро заглушили сигнал, — без особой надежды предположила Вероника.

— Ты же знаешь, что они не глушат такую мелочь, — поморщился Влад. — Только переговоры на межгосударственном уровне… когда решался вопрос о ядерной атаке… — Багров покачал головой. — Их там уже нет, — неуверенно сказал он, глядя на монотонно шелестящий передатчик. — А если они там еще есть, пусть выбираются без нас, — с ожесточением добавил он. — Еще одного Белозерска я не переживу, — устало закончил он.

— Новые жертвы станут невыносимым испытанием для всех нас, — согласилась Вероника.

Они помолчали.

— Как твои собственные ощущения? — поинтересовалась Вероника. — Я имею в виду, что-то, что не фиксируется аппаратурой, — Багров отвечал за систему наблюдения не в последнюю очередь потому, что обладал уникальным опытом пребывания в четвертом измерении. Считалось, что люди, поглощенные блуждающим миражом, пропадали безвозвратно; освободиться удавалось лишь единицам, которые сами не могли объяснить своих приключений, однако приобретали повышенную чувствительность к вторжению обманной реальности и способность достаточно точно отличать иноматериальные предметы от физических.

— Я ведь не радар, Вероника, — Багров потер виски. — Ничего необычного я не замечал, да и вряд ли из моих знаний, которые непонятны мне самому, можно извлечь пользу.

— Все наши наработки против габбро ненадежны, — возразила Вероника. — Любая мелочь может оказаться решающей.

Багров рассеянно кивнул головой.

Выйдя из фургона, Вероника осмотрелась. Хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Пройдясь по лагерю, она заметила Ладшева — в прошлом боевой офицер, именно Стас придумал и организовал передвижную систему защиты, обеспечившую людям по крайней мере отсрочку тотального истребления. Как и Вероника, Ладшев считался одним из неформальных лидеров базы; наверное, их объединяло отношение к войне против габбро как к личной жизненной цели. Вероника сделала Ладшеву знак, что намечаются проблемы.

— Тот человек не отвечает, — негромко сообщила она, когда они отошли на несколько шагов от группы старателей.

Объяснять ничего не требовалось. Исчезли последние следы существования каких-либо других людей. Разруха и запустение, распространявшиеся во всех направлениях с чудовищной скоростью, означали сокрушительное поражение, грозившее абсолютно бессмысленной и неизбежной скорой смертью.

— Ехать туда — самоубийство, — сразу констатировал Ладшев.

Но если спасение оставшихся людей придавало их перемещениям хотя бы видимость смысла, то бессистемное метание по стране могло означать только одно — паническое бегство.

— Я хочу поговорить с Тихоном, — заявила Вероника. — Ты со мной?