— Ты закончила обучение у посвященных. Наш храм — твоя семья не по крови, но по духу. Адепты здесь — знатоки человеческой судьбы, которые, как ювелиры, со всей бережностью и тщательностью воспитывали твою волю, ум, сердце, вкус, талант, чувство такта и внутреннюю красоту, чтобы твоя душа, как драгоценный камень, сияла всем множеством неповторимых граней. Но запомни: даже самое изощренное искусственное испытание не превзойдет в своей мудрости обыкновенную жизнь, и нет лучшего пути к совершенству, чем безрадостный труд в невыносимых условиях, в безнадежном мире всеобщего распада, где властвуют только пороки. Теперь тебе предстоит учиться у непосвященных. Прими эту бесценную возможность как подарок. В тебе достаточно доблести, остроумия, любопытства и упрямства, — тут я почувствовала, что учитель улыбается. — Если поискать совсем придирчиво, в тебе даже найдется нечто вроде мудрости. На самый дерзкий вызов судьбы ты ответишь встречной дерзостью и откроешь для себя новый мир.
В этот момент видение исчезло; я очнулась у Бели в комнате, где проводились сеансы гипноза. Беля сидела на балюстраде веранды и болтала ногами. Ну и сразу начала прикалываться, конечно. "Что, — говорит, — как погодка в высших сферах? Ничего, скоро и у нас такая же будет!"
(Дмитрий Дергачев) — Слушай, Стас, давай я тебя тоже проинтервьюирую. Вот многим непосвященным давно любопытно… Да и других ребят тоже… Хотя бы некоторых.
(Стас Ладшев) — Ты о чем?
— Эй, Валерка… Комендаров! Пойди-ка сюда. Надо проинтервьюироваться.
(Валерий Комендаров) — Я уже.
— Надо еще раз. Я о другом спрашивать буду! Давай, давай… не ломайся. Раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Ну, чего?
— Помнишь, как вы в колодец прыгали?
— Я что, на склеротика похож? Помню, конечно.
— Ну, так расскажите: что там было-то, в этой яме?
(Стас Ладшев) — Ну, теперь уже, я думаю, можно сказать… Ничего там не было! То есть, никаких сверхъестественных событий, ничего такого, что остальным потом приходилось переживать. Ну, кроме самого спуска, разумеется, но дело было не в аэродинамике. Просто возникло чувство, что вот ты выполнил просьбу, хоть она и казалась бредовой, буквально убийственной, но ты сделал, потому что доверял. Это главное. Получилось, что ты переступил через какие-то законы, которые казались тебе незыблемыми, я имею в виду гравитацию, и ничего. Мир оказался другим. Ну и красота, конечно!
Под землей полумрак, не сразу привыкаешь, но потом начинаешь различать все эти бесформенные лабиринты, призрачные лучи где-то в высоте, и чувствуешь первозданную… пустоту и одиночество. Тут как раз остальные подтянулись, и Беля тоже. Смешно так было слушать все, что вы о нас сверху говорили. Мы вам орали в ответ, но там совершенно односторонняя связь. Потом Беля сказала, что больше никто не прыгнет, и мы пошли гулять.
Пещеры оказались — неизмеримые. Озера черные, водопады белые. Воздух легкий, прозрачный. Только холодно. В одном гроте ледяные статуи стояли.
— В смысле?
— В прямом. Беля сказала, что там проходил конкурс ледяной скульптуры, еще до вторжения габбро. Художников, наверное, уже в живых нет, а вот ледяные статуи — казалось бы, недолговечная штука — сохранились: температура там для них подходящая… В другом гроте все время капель звенела. Хотя не видно было, где вода течет. И эхо дробилось повсюду. Как будто колокольчики играли. Беля сказала, что там круглый год так. А вообще, по ее словам, благодаря особенностям микроклимата пещера могла бы использоваться для спелеотерапии. Я с трудом себе это представляю, но Беля сказала, что определенные гроты следовало переоборудовать в палаты для людей, страдающих бронхиальной астмой, некоторыми аллергическими и легочными заболеваниями. Что строительство лечебниц в пещерах не нашло развития в ушедшей цивилизации из-за неправильного подхода к здравоохранению, которое преследовало по сути цель изолировать больных людей как бесполезных, и к перераспределению ресурсов, тратившихся в основном на развлечения и удовольствия. В общем, целую лекцию прочла, пока шли: про какие-то натечные образования…
(Валерий Комендаров) — Это было про сосульки.
— …экологию, слепых пещерных рыб и деликатесных гигантских улиток…
(Дмитрий Дергачев) — Бррр…
(Валерий Комендаров) — А мне больше всего понравилось, как мы выплывали.
(Стас Ладшев) — Ой, да, это отдельная песня.
(Валерий Комендаров) — Выход из пещеры находился на дне подземного озера. То есть требовалось нырнуть и проплыть по подводному тоннелю. Беля нам все это сообщила и объявляет радостно: температура воды +2 градуса, видимость — ноль процентов!
Ну, а у нас уже настроение такое, эйфорическое — море по колено и радиация не страшна. Потопали к озеру — Беля меня на самом берегу еле поймала! Кричит, как Станиславский: "Верю! Верю!" — ну, что мы готовы лезть. И говорит: не мучайте себя, герчеяуре, я добавлю вам ложку меда в бочку дегтя! Достает один из этих своих электрических камушков и бросает на дно.