— Я тоже читал. Мой диплом был в некоторой степени посвящен эстетике. Хотя согласен, мало кто дочитает эту диссертацию до половины. Я читал по книге издания 50-х годов в университетской библиотеке. Было интересно отслеживать, как до меня народ отпадал или заваливался носом в фолиант.
— Представляю… А вот всегда было любопытно, чем по окончании вуза занимались философы?
— Множили сущности!
— Я специализировался на социальной философии. Занимался в том числе философией государства, геополитикой, глобалистикой, философией культуры. Когда началась карусель с габбро, диссертацию сочинял по проблемам социальной гармонии.
— Про социальную гармонию интересно! Особенно в наше время.
— А разве она может иметь место?
— Теоретически… Утопии — модели социальной гармонии. Идеального государства и условий его воплощения.
— Все производство и обеспечение — роботы. Население — один человек. Что тут думать-то?
— Студентом я строил свинарник имени Томмазо Кампанеллы в городке Бынаты, неподалеку от железнодорожного вокзала.
— Свинарнику имя Джорджа Оруэлла больше бы подошло.
— Это у тебя сплошное скотство на уме. А у меня был социально-гармоничный свинарник. Свинский Город Солнца.
— Вот это вы тему развили! Одно удовольствие слушать!
— Никогда не понимал, что значит "заниматься наукой" применительно к философии.
— По-моему, в философии сам процесс преподавания включает в себя поиск научной истины, разве не так?
— Нет. Ученик должен запомнить конкретный набор формальных сведений, а не фантазировать на заданную тему.
— Не вдаваясь в критику твоих тенденциозных формулировок… Божественный Платон не согласился бы с тобой, камрад!
— А это знаменитая трасса кругосветных гонок?
— Кажется, на этой дуге в прошлом году Азарин дематериализовался, когда в дыму от аварии Диречиной въехал в меридиан.
— Нет, он пропал дальше, в повороте "Желтый бассейн".
— Завтра-послезавтра там четверть-финал.
— Они бы еще стрельбу добавили. Чтобы победитель в буквальном, физическом смысле оставался только один. Все равно ведь масса народу поляжет. Гонки на выживание.
— О, тогда Беля вообще не вылезала бы с трибун. Она такое любит.
— Я, по-моему, первый или один из первых, кто столкнулся с этими тварями. Я жил тогда в Божиярске. И туда же вернулся из-за границы один мой приятель… то есть, вообще-то, это был мой лучший друг. Один на всю жизнь. И я его убил. То есть… по порядку: все у него в жизни складывалось хорошо, гладко. А я был вечно в поиске себя, сменил изрядно профессий и жен, но все как-то без настроения — в основном пьянствовал. И вот, стало быть, в очередной раз мы с Валеркой встречаемся — это его звали, как и меня, только фамилия другая — и давай он меня опять поучать. Он тогда сказал, что мне нужно уйти в монастырь, иначе я сопьюсь, и я понял, что хотя как-то неожиданно звучало, но он прав. Мы ошивались тогда в городском парке, время к полуночи — ничего не видно. Тут из-под земли вылезает некая черная масса, зажевывает Валерку и со стрекотом пропадает в ночном небе. Я чуть было не тронулся умом. И возникло такое убеждение, что его как бы забрали вместо меня. Он вообще часто меня выручал. И мне показалось, что он умер, чтобы я начал новую жизнь. Короче, я пошел в отделение и сказал, что это я его убил. Поскольку я ничего не мог объяснить и вел себя неадекватно, меня в итоге увезли в психушку. Но Валерку так и не нашли, поэтому меня допросили еще раз, уже всерьез, и пришлось показать насчет неизвестного существа, появившегося непонятно откуда… Теперь я понимаю, что тогда в городе уже пошла волна странных смертей, исчезновений и свидетельств, но я не осознавал важность моей информации, все больше нес чепуху о своих личных переживаниях, а потому остался отдыхать в психушке.
А потом однажды в палате погас свет, с улицы послышались крики, больница развалилась надвое и начала оседать под землю. Это была ночь так называемой Божиярской катастрофы. Трещина прошла ровно через мою палату, я выпрыгнул, неизвестно с какой высоты, свалился на землю и пошел непонятно куда. У меня к тому времени уже было ощущение полного безумия, и казалось, что это продолжаются галлюцинации. Дальше не помню, очнулся в незнакомом доме на краю леса, хозяева так и не появились, поселился там не знаю насколько. В это время тридцатикилометровая зона вокруг Божиярска уже стала территорией невозвращения. Когда меня случайно нашли старатели, я и не знал, что человечество на грани вымирания.
— Да, мы на него в той избушке и наткнулись! Хмурый мужик такой, небритый, в лесу один, как луна — заорал нам, чтобы мы убирались, — как будто к нему воры в огород залезли! Ружьем грозит, а мы на БТРах с пулеметами. Думали, чокнутый. Отняли ружье, ну, тут он заговорил поспокойнее. И мы поняли, что он просто негостеприимный!
— Бирюк!