Матон

— Сегодня в заведении фейс контроль? Удивительно много лиц мужского пола, по виду напоминающих твоих чертей.

Не отвечает на мое замечание. Приносят шампанское, разливают по бокалам.

— Что празднуем?

— Ну у нас первое свидание, чем не повод?

— Да, повод действительно приятный.

— Эмма, это моя жизнь. Она такая. Опасная, беспокойная, непредсказуемая. Но я делаю все, чтобы тебе было со мной хорошо.

— Знаю. Просто… Я всегда вспоминаю слова Томы, и понимаю, что я тоже не смогу уйти.

— Кто тебя отпустит…

— Не поэтому.

Он все понимает, и о том, что я невозможно люблю его, он знает лучше меня. Улыбается, берет мою руку и целует каждую косточку на пальцах. Я замираю, мурашки сбегает сверху вниз по моему телу. Приносят еду, и я с аппетитом набрасываюсь на нее. С тех пор как у меня появился регулярный секс со зверем я стала неимоверно много есть. Он конечно же доволен, давно мечтает меня откормить.

— Замуж за меня пойдешь?

Кусок стейка застревает в моем горле, я поперхнулась. Поднимаю на него глаза, перед моим носом стоит огромный камень в белой оправе.

— Если нет, все равно останешься моей, — мягко сообщает мне о том, что у меня, как всегда, нет выбора.

Неожиданность, с легким налетом романтики. Романтика и Матон, две совершенно несочетающихся вещи, не думала, что, когда-то употреблю эти слова в одном предложении. Мои глаза заблестели от подступивших слез.

— Что молчишь?

— Это так… романтично…

Он фыркает, облокотившись одной рукой на подлокотник, второй барабанить пальцами по столу.

— Пойду, — удовлетворенная улыбка.

— Любишь значит, но почему-то упорно молчишь, — кладет в рот печеный картофель, медленно пережевывает. Почему все, что он делает выглядит так сексуально?

Я заливаюсь краской, а он расплывается в улыбке.

Выпиваю стакан воды целиком.

— Обойдемся без сопливой лабуды в виде цветочков и бантиков?

— С радостью. Можно сходить в загс, а потом улететь куда-нибудь вдвоем.

Кивает.

— Только ты и я, и несколько твоих бритоголовых чертей.

— Я рад, что ты понимаешь. Направление выбери на свой вкус.

— Все что захочу?

Вскидывает брови, без сомнений.

— Расскажи мне о себе.

— Что именно?

— Ну, о своем детстве. Я ведь совсем ничего про тебя не знаю. Как-то Алла сказала мне, что ты только снаружи черствый, потому что тебе тяжело пришлось. А в душе ты не такой.

— Я не люблю говорить о прошлом.

— Но ведь это я. Не кто-то посторонний, я не подумаю о тебе плохо, не стану осуждать и не изменю своего отношения.

Отворачивается, словно что-то обдумывая.

— Я родился на Украине. Когда умер отец, маме пришлось тяжело. Она уехала на заработки в Питер, устроилась домработницей в коттедж. Прибирала, готовила, гладила, в общем делала всю подобную работу, я помогал ей, по мере своих способностей. Я жил с ней прямо в доме, у нас была комната. Мама всегда говорила, что нам повезло. В тепле, сытые, еще и деньги платили. — Его глаза были на столько печальными, что я отвернулась. Сделала вид словно пью шампанское и рассматриваю его охрану, думающую, что они отличные конспираторы. — Я был чужаком и к тому же жирдяем. Класса до 7–8 меня долбили сверстники, унижая, поджидая за углом и нападая толпой. Не знаю сколько бы это продлилось, наверное, вечно. Но одна ночь изменила мою жизнь навсегда.

У нас забирают тарелки, Матон подливает мне шампанское и показывает, чтобы я выпила. Его черти уплетают пирожные, периодически поглядывая в нашу сторону и на зал.

— Что произошло? — желваки заходили на его лице, он нахмурил брови.