Матрица бунта

Президиум Форума в Липках, высоко возносящий и отделяющий старшее поколение от молодой поросли (против чего, помню, не преминул протестовать тогда еще совсем юный и не медийный Сережа Шаргунов), — и студентки в платьицах от спонсора “Facultet”-а, приглашающие раскованного Снегирева или сценичную Полозкову высказаться о ровесниках-лауреатах, берущих с них пример уверенности и успеха.

Интеллигентская идеология творчества в Липках: я писатель, значит, самый обделенный, но и самый избранный в обществе менеджеров. “Вы нужны вашей стране”, — воззвал на одной презентации к лучшим чувствам воспитанников Сергей Филатов, глава Фонда СЭИП и организатор Форума молодых писателей.

Я писатель, значит, я самый везучий менеджер, потому что люблю не только деньги, но и свою работу, — сказали бы амбициозные facultet’цы. Им незнакомы социальные комплексы литераторов.

Пиар-ходы, до которых у организаторов Форума дошли руки только сейчас, — выпущены каталоги лучших произведений молодых авторов для издателей, стали более презентативными оформление и тираж ежегодного сборника “Новые писатели”, — три журфаковца, основатели премии “Facultet”, усвоили почти сразу: проект включил в себя и конкурс, и издательство, и одноименную социальную сеть в Интернете.

Итак, новая общественная роль литературы как востребованного и окупаемого продукта окончательно оформилась, и дискуссии о ее “искушении массовостью” если и имеют место, то только на страницах журнала “Вопросы литературы”. А что же сами тексты? Как воспитанница старой, романтической школы, которая качество произведения ставит выше его резонанса, вижу, что большинство авторов, опубликованных издательством “Facultet” суммарным тиражом в 25 тысяч экземпляров, профессионально неинтересны.

Однако как человек читающий и сердечно заинтересованный в том, чтобы купленная книжка значила для меня гораздо больше, чем еще один профессионально сделанный текст, я не могу не порадоваться, что одним из лауреатов премии стала Елена Кунсэль с романом (на самом деле тоже никаким не романом, а повестью) “Мой тибетский ребенок” .

3

В двухтысячные мы жили мечтой о перезагрузке — повесть Елены Кунсэль свидетельствует — радикальнее — о перекодировке самого смыслового наполнения России. По контрасту с Чижовой, воспевшей память, Кунсэль написала манифест непомнящих[16].

Слово “Тибет” — хорошая замануха, только вот “моего” в повести гораздо больше, чем “тибетского”. По жанру это классическая исповедь, даже с нотой неосознанно-христианского покаяния, плача о содеянном (героиня в повести плачет и молится о спасении столько же, сколько путешествует, а путешествует она нон-стоп). Описания внешнего мира бедны, даже убоги — героиню, она же рассказчица, гораздо больше интересует ее душевное состояние, чем заявленная в аннотации “география мест”. Но этот внутренний опыт столь динамичен и, при всем жанровом сходстве с классической исповедью, настолько актуален, что за мечущейся героиней поспеваешь легко.

Да, профессионал споткнется на стиле: “я испытала кучу негатива с мыслями типа..”, или: “я ушла с капоэйры, потому что там (для меня) все стало плохо”, поморщится на сентиментальное “спасибо, мама”, не поверит манерному воспоминанию о своем первом крике героини, отторгнутой “гладкой маткой” в “шершавые байковые пеленки”, посмеется над ее “открытием”, что в Индии мертвых сжигают.

И все-таки эта книга, беспомощная в профессиональном отношении, человечески, читательски интересна. Убедительна — и более всего в тех местах, где автор не думает о том, как показаться умной и эпатировать, а искренне разоблачает себя.

Непосредственный опыт героини представляет ближайшее будущее России не фантастическим, а реальным — нежданным и неотвратимым.

4

Многим известна полемика, которую начал Дмитрий Быков , вокруг фильма Джеймса Кэмерона “Аватар”. А именно — вокруг обозначенной в фильме проблемы своего и чужого. Что там предал герой фильма и для чего — то ли американцев ради бабы, то ли маразм ради здоровья, то ли цивилизацию ради любви к жизни — каждый участник этой полемики понимал исходя из собственных приоритетов. Быков пошел против всех, обвинив героя в предательстве человечества — тогда как большинство человечность героя усмотрели именно в его свободном выборе жизни против смерти.

Как бы там ни было, бегство из цивилизации, выбор чужого за полным разорением своего становится сегодня ключевым сюжетом культуры. Вот и героиня Кунсэль обретает родину по ту сторону Европы и, мало того, совершает это “предательство” осознанно, по тем же причинам, что и герой Кэмерона.

Дико увидеть в самом начале этой раскованной, молодежной книжки риторику почвенников со стажем: “Можно разрушить монастыри, убить монахов, можно заставить оставшихся в живых изучать коммунизм — все можно. Но нельзя убить Бога, живущего на этой земле”, — и вдруг понять, что ни эта декларация, ни горячие, в тон, слова “мой дом”, “моя страна” не имеют отношения к России, а сказаны — о Тибете.