Матрос Кошка

ихъ иначе называютъ, ползуны. Люди, не имющіе понятія, что такое страхъ, и со злобы кусающіе ружье свое, если оно даетъ промахъ... Люди-зми, неслышно подкрадывающіеся среди невозмутимой тишины, когда всякій шорохъ долженъ быть слышенъ, къ врагамъ и ворующіе часовыхъ съ ихъ постовъ... Люди не улыбающіеся и суровые, мало разговорчивые и читающіе вмсто молитвы какія-то заклинанія, которыя по ихъ мннію избавляютъ ихъ отъ пуль. Это черноморскіе пшіе казаки, изумлявшіе иностранцевъ своею холодною храбростью и не произносившіе ни одного стона, какъ бы не была сильна полученная ими рана.

Въ конц сентября, Севастополь былъ укрпленъ, на немъ было уже 340 орудій и 82 полевыхъ, 24,000 человкъ гарнизона. Начальство надъ бастіонами приняли по отдламъ: генералъ Аслановичъ, адмиралы: Новосильскій, Истоминъ и Панфиловъ. Самъ Карниловъ былъ повсюду и ободрялъ солдатъ. Однажды, обратясь къ Московскому полку, онъ весело сказалъ имъ:

— Помните, московцы, на васъ смотрятъ Царь и Россія. Работайте такъ, чтобы Москв было любо принять васъ, какъ настоящихъ московцевъ!

МАТРОСЪ КОШКА. 2

— До смерти постоимъ, Ваше Превосходительство!—отвтилъ полкъ.

И вс блестяще сдержали свое слово.

IV.

Смерть Адмирала Корнилова.

Союзники раскинули свой лагерь въ раз-стояніи около трехъ верстъ отъ нашихъ укрпленій; французы заняли мстность отъСарданакиной балки, а англичане —отъ этой балки до склона высотъ къ Инкерману.

Къ ночи на 5-е октября французскія батареи были вооружены 73-я большими пушками.

Но вотъ занялась заря достопамятнаго 5-го октября.

Сначала наши перекидывались выстрлами съ непріятелемъ, чтобы помшать ихъ осаднымъ работамъ, возводимымъ съ замчательною быстротою. А въ седьмомъ часу утра, вдругъ загремли ихъ орудія и началась страшная канонада. Тучей неслись ядра и разрывныя бомбы съ непріятельскихъ укрпленій въ наши бруствера, разрушая ихъ поминутно. Въ воздух былъ, какъ говорится, чистый адъ. Ревъ громадныхъ орудій смшивался съ

трескомъ : перекатной ружейной пальбы, бшаннымъ визгомъ и воемъ летящихъ и лопающихся снарядовъ... Непріятель «жарилъ» во всю, но вотъ приблизился еще ихъ флотъ и началъ громить въ наши укрпленія изъ 1,500 орудій!

Можно себ представить, что это было такое!

Нужно было удивляться, какъ не было истреблено все и вся отъ этого, буквальнаго дождя пудовыхъ ядеръ и гранатъ, Земля тряслась, будто впереди случилось изверженіе вулкана, а отъ страшнаго гула и грохота люди положительно не слышали другъ друга.

Но матросы и солдаты твердо выносили все это и мрачные съ опаленными лицами, молча, наводили свои орудія, стрляли опять заряжали...

Вотъ шальная граната угодила въ брустверъ, и разметала въ стороны обшивку... брызнули камни, а затмъ разорвалась и она сама... Съ пніемъ, не то съ жужжаніемъ полетли во вс стороны чугунныя осколки, задвая по пути по удалымъ головушкамъ... Съ легкимъ стономъ падаютъ одни за другимъ моряки и солдаты, а на ихъ мста становятся другіе, и съ суровымъ спокойствіемъ на лицахъ принимаются исполнять свое дло.

А надъ головами ихъ съ ревомъ, свистомъ и гикомъ летятъ новыя тучи чугуна и свинца, заслоняя собою Божій свтъ.

— Ишь вдь какъ разнесло ихъ сегодня? ворчитъ матросъ, прислоняясь спиною къ брустверу и закуривая трубочку.

— Къ бомбической!—еле слышится голосъ офицера, среди шума канонады.

— Есть!—слышится отвтъ, и огромное орудіе съ ревомъ пускаетъ изъ себя снарядъ.

Вотъ, на самомъ опасномъ мст, гд больше всего пируетъ смерть, среди дыма, поднятаго пушечными залпами, появляется характерная фигура въ генеральскихъ эполетахъ, съ сдвинутою на затылокъ фуражкою и съ подзорною трубою въ рук.

Вс эти гранаты и цлый рой кружащихся осколковъ существуютъ будто не для него. Съ невозмутимымъ спокойствіемъ на своемълиц напрасно старается онъ проникнуть взглядомъ покрытое впереди дымомъ пространство, и досадуетъ.

— Ничего не видно-съ...—говоритъ онъ, собственно ни къ кому не обращаясь.

Глядя на него, веселе становятся лица моряковъ. Съ большимъ рвеніемъ принимаются они за свое дло.

— Павелъ Степанычъ тутъ, Павелъ Степанычъ тутъ...—слышитея говоръ между ними.

А Павелъ Степанычъ Нахимовъ появляется повсюду. Не торопясь, онъ обходитъ бастіонъ за бастіономъ, ободряя людей своими шутливыми замчаніями, и при вид его забываютъ матросы вс опасности на свт.

Но вотъ появляется еще одинъ герой. Молодой, красивый, съ симпатичнымъ лицомъ генералъ верхомъ на кон, окруженный своимъ штабомъ, мчится онъ среди свиста и воя пуль и ядеръ. Не склоняется его гордая голова передъ свистящими мимо его осколками, а только громко и весело ободряетъ сражающихся.

— Корниловъ! Корниловъ!—слышатся восторженные голоса моряковъ, провожавшихъ его глазами.

Вотъ онъ уже на пятомъ бастіон. Поздоровался съ солдатами, вставшими въ ружье, и вдругъ видитъ онъ приближающагося къ нему Павла Степановича, котораго Корниловъ едва узналъ, потому что лицо храбраго адмирала все въ крови.

Нахимовъ раненъ! Вс это видятъ, но никто не сметъ напомнить ему о ран, онъ этого не любитъ.