Еще одна черная легенда Октября — это бесчинства, творимые восставшими, и в первую очередь матросами, во время октябрьских событий, написано много их противниками в правой печати сразу после восстания и особенно позже в белоэмигрантской литературе. В ней говорится об «ужасных расправах», творимых в первую очередь над защищавшими Зимний дворец юнкерами и ударницами, о полном разграблении дворца и т.п. Эти «свидетельства», основанные на полуфантастических слухах, но действительно широко распространившихся среди петроградских обывателей во время восстания, почти не проясняют обстановки. Непосредственно во время восстания в условиях общего возбуждения неизбежных левых эксцессов действительно было немало. Но большинство описаний насилий, основанных на данных слухах, относятся, собственно, не к периоду восстания, а к первым дням после него, связанных с выступлением юнкеров в связи с «мятежом Керенского — Краснова» и другими послеоктябрьскими событиями. Поскольку матросы были авангардом восставших, то слухи о революционных бесчинствах не могли не касаться их. Например, значительная часть жителей, получая неопределенные сообщения газет о перевороте, с часу на час ждала погромов и передавала слухи, вроде того, что «матросы ходят по квартирам и реквизируют шубы и сапоги». Матросов в Октябрьском восстании отличала, прежде всего, революционная инициатива. Они готовы были бороться с «революционными бесчинствами», но одновременно и сами были не против при случае нажиться за счет буржуев.
Основным объектом левоэкстремистских действий матросов объективно являлись юнкера, так как если матросы являлись главной ударной силой Октябрьского восстания, то юнкера были наиболее верными защитниками Временного правительства. Это не могло не вызвать противостояния между ними в октябре 1917 года. Однако здесь следует иметь в виду, что как матросы, так и юнкера в политическом отношении были «детьми», не имевшими сколь-нибудь серьезного опыта политической борьбы.
Еще раз обратимся к мнению историка М.А. Елизарова: «При этом глубинные идеалы и предпочтения, как матросов, так и юнкеров отличались от целей основных противоборствовавших в Октябрьском восстании политических сил — большевиков и Временного правительства. Для юнкеров главными были офицерские традиции, для матросов — морские, тесно переплетенные в то время с революционно-демократическими. Однако офицеры, как было отмечено, отличались неприязнью к А.Ф. Керенскому, в свою очередь матросы имели тесные союзнические отношения с большевиками именно на момент Октябрьского восстания, но они, как и раньше, могли в любой момент пойти на конфликт с ними в случае несовпадения интересов. Таким образом, борьба матросов с юнкерами была выражением общей политической ситуации, а не проявлением непримиримых противоречий между этими конкретными социальными группами. Данное положение во многом повлияло на сравнительно мирный характер революции, на отмечавшееся рядом мемуаристов специфически “детское” и благодушное поведение восставших при взятии Зимнего дворца. Но Октябрьская революция была проявлением очень глубоких объективных противоречий, столкновением глубинных идеалов, и юнкера и матросы, оказавшиеся на острие событий, были едва ли не первыми, кто с этим столкнулся во взаимной борьбе, тем более что “детство” в политике предполагает значительную персонификацию противоречий в ближайшем противнике. Поэтому каждый из противников во многом искренне недоумевал, наткнувшись на готовности другой стороны к крайним мерам для отстаивания своих идеалов. Это наряду с “детским” характером борьбы за власть юнкеров и матросов вызывало и ожесточенность друг к другу».