Матросы

Что говорит ей Татьяна Михайловна? Возможно, она неправильно истолковала ее бред. Не нужен ей Петр, все далеко позади. Для нее более близок теперь даже не Петр, а Вадим. Какое милое письмо он прислал ей, как хорошо поздравил с… выбором мужа.

— Замужество изменяет все. Раньше ты имела право выбирать любого. Теперь ты не имеешь этого права. Замужество привязывает тебя к одному… Ищи в нем все…

— А если нет? — чуть не вскрикнула Катюша. — Если не найти?

— Если ты любишь, то найдешь. Другие постараются расхолаживать тебя, не слушай, не верь им…

Татьяна Михайловна слишком глубоко заглянула в тайники ее души, а их боялась сама Катюша. У нее как-то непривычно захолонуло сердце, будто в предчувствии неизбежной беды, безжалостно надвинувшейся неизвестно откуда. Тихо, еле шевеля побледневшими губами, Катюша прошептала, нет, выдохнула с большим трудом:

— Неужели только так?.. Не верить людям?.. И тогда найти счастье?

— Оно само не приходит, Катюша, — мягко убеждала Татьяна Михайловна. — Счастье создают сами люди. Брак. Что это? Ведь соединяются два чужих человека.

— Чужих? — Катюша вся напряглась, глаза ее расширились, на ее лице можно было прочитать невыносимую муку, словно только сейчас, в самом страшном смысле этого слова, явилось откровение.

— Да, чужих, — повторила Татьяна Михайловна, — кто же будет с этим спорить? Уверяю тебя, только после брака полностью раскрываются характеры, выясняются привычки, складываются отношения. Кто-то кому-то должен уступить, чего-то не заметить, где-то не пощадить своего самолюбия, в чем-то и переубедить себя, найти силы изменить своим привычкам ради спокойствия в браке… Мужчины обычно поступают грубее, мы не должны отвечать им тем же. Женщина обязана быть тоньше, идти на жертвы. Потом все окупится. Когда муж поймет это, он оценит…

— А если не оценит? — мучительно спросила Катюша.

— Бывает и так. Тут все зависит от характера, от качеств человека. Но все же главное — в женщине. Если она захочет, все наладится.

— Все? Не думаю… Не знаю… А если появится другая? Разве тут удержишь? Она тоже женщина и тоже сумеет найти в себе все, о чем вы говорите… Победить ее? Чем? Как? Уступить, не щадить своего самолюбия, переубеждать себя? Ради спокойствия в браке? — Катюша загорелась. Вся ее робость исчезла. Непримиримость, даже злость, вызванная незаслуженной обидой, поднялась в ней: — А вы знаете, что такое ревность?

— Знаю!

— Нет! У вас муж — другой человек. Я уверена, он никогда не давал повода для ревности.

Татьяна Михайловна покачала головой, улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Ты ошибаешься, Катюша. Я ревновала. Зачастую глупо, без всяких поводов. Ревность ослепляет. Начинаешь дико жалеть себя, ненавидеть мужа. Все летит к черту, лишаешься способности рассуждать здраво. Если хочешь знать все до конца, я долго повозилась с собой, пока сама себя не обуздала.

— А муж? Он был равнодушен? Он-то помогал вам справляться?

— Да. — Глаза Татьяны Михайловны потеплели. — Михаил оказался чутким ко мне. Он тоже нашел в себе силы разобраться, извинить меня, прийти мне на помощь.

— Вот видите… — в голосе Катюши послышались нотки упрека. — Все зависит от того, какой человек… Но ответьте мне: ведь ревнует только тот, кто любит? Или ревнуют из-за самолюбия, от обиды, от жалости к самой себе?

Татьяна Михайловна ответила не сразу. Слишком далеко, видимо, зашла Катюша, чтобы ее можно было успокоить первыми пришедшими на ум словами.

— Ревность, если сильно любишь, опасна… Смертельно опасна… У нее нет выхода.

— Безвыходна? — Катюша тряхнула волосами. — Вот это-то и плохо. Извините меня, Татьяна Михайловна… Спасибо. Мне пора…

В конторе, как и всегда, толпился люд. У каждого дело, каждый спешил. Грубые внешне, непосредственные и отзывчивые душой люди. К ним, к их шуткам, крепким словцам, бесхитростному поведению Катюша привыкла легко. С детства она среди рабочих, в кругу их интересов, что же тут удивительного? Она могла, если накипало, вступить в яростную перебранку с каким-либо напористым горлопаном, примотавшим на стройку за длинным рублем и требовавшим повышенного внимания к своей особе: отозвался-де на призыв восстановить из руин город-герой.

Она без труда находила ответ на все вопросы, если они возникали в понятной ей обстановке. А вот новое, неясное крайне тревожило ее, и советы той же Татьяны Михайловны жгли ей душу.

«Как же поступить? Как повести себя? Что я должна в себе затоптать, с чем смириться, что сгладить? Ну не умею, не такая, убей меня — не могу».

Катюша словно чужими ушами слышала:

— Это што за фря в хромовых сапожатах?

— Для тебя фря, а для нас товарищ по работе. Отец ее Чумаков. Не слыхал? А что ты слыхал, дурья твоя башка с купоросом!

«Пусть. Такая чепуха. Подумаешь! Зачем разубеждать этого разахового молодца в меховой куртке? — думала Катюша, щелкая на счетах, заглядывая в табели. От цифр рябило в глазах. — Да, я фря, фря, фря… — стучали белые и черные костяшки. — Не такая. Не могу. Пусть не убеждают меня. Пусть меня уважают. Нет, я не фря, не фря…»