Матушка-Метелица (СИ)

А как встали из-за стола, вывела их Матушка-Метелица снова во двор. Там уже стояла маленькая косматая лошадёнка, впряжённая в сани, в санях на старую рогожку была навалена небольшая копёнка сена.

-Ну, работницы, лезьте в тарантас да поезжайте в лес. Дорогу кобылка моя сама знает. Где она остановится, там кинете на снег сенца охапку. Кинете, да вот в этот колокольчик позвоните, - она дала Стасе серебряный колокольчик. - Только погромче, не так, как в мою дверь. Как придут к угощению звери лесные, можно будет дальше ехать. Не боитесь? Зверьё у меня разное столуется, не всё белочки да зайчишки.

Бася со Стасей решительно помотали головами.

Вот и славно - главное, не бойтесь, и никто вас не тронет.

Сестрицы дружно кивнули, взгромоздились поверх копны и тронулись в путь.

Далеко и заехать не успели, на самой опушке лошадь остановилась. Девочки слезли, кинули на снег душистого сена, сколько руки захватили, и со всей силы затрясли колокольчик. От волшебного звона травяная охапка стала расти как на дрожжах и вширь и ввысь, а сухой тимьян да тимофеевка на глазах оборачивались сочными листьями капусты, порезанной на куски оранжевой морковкой.

Только никто на угощение выходить не спешил, лишь шуршали в заснеженных кустах чьи-то невидимые лапы, лишь косили из-за сугробов чьи-то испуганные глаза.

А потом вдруг как прыснут отовсюду, словно наперегонки, зайцы, зайчихи да малые зайчата и прямиком к капустным кочерыжкам. Вначале они ещё незнакомых девчонок сторожились, стоило тем чуть шевельнутся, зайчишки замирали, готовые мигом нырнуть в кусты, потом пообвыклись, а напоследок до того осмелели, что устроили вокруг саней чехарду с догонялками.

Жаль, насмотреться на это толком не удалось, потому что кобыла прянула ушами да тронулась с места.

Лошадка трусила привычной дорогой куда-то в самую чащобу и остановилась на этот раз лишь перед густыми колючими зарослями шиповника, перед похожей на снежную крепость кучей бурелома. Может кто в том буреломе затаился, да поглядывает настороженно? А тишина такая - аж в ушах звенит! Да уж, не больно-то весёлое местечко, такие лучше обходить стороной. Но разве могли Баська со Стаськой позволить себе поддаться страху?

-Что, сеструха, вылезаем?

-Не в санях же отсиживаться!

И сестрицы решительно выбрались из саней, загребли сена, сколько удалось, да и кинули подальше от себя, поближе к заснеженным кустам. Звякнули в колоколец и пошёл стожок расти ввысь да вширь - ба, да это уж и не стожок вовсе, а пёстрая куча невообразимо чего - здесь и свёкла бурая, и репа жёлтая, и брюква белая, и тыква, кусками рубленная, и початки кукурузные и корки хлебные... чего только не накидано, не намешано!

Тут из чащи кто-то как захрюкает да как завизжит, аж ноги с перепугу подкосились, и к дармовому угощенью выкатилась целая орава полосатых поросят, а за ними протопала, одарив девочек суровым недоверчивым взглядом, огромная кабаниха с бурой щетиной, а за ней сам матёрый секач с колючей гривой вдоль хребтины и с жёлтыми, закрученными, словно бивни, клыками.

Сердца у девочек в пятки ушли - кто ж не знает, кабан зверь серьёзный, шуток шутить не любит.

Но кабан лишь хрюкнул благодушно, словно "спасибо" сказал, а за ним и супруга его головой мотнула, и семейка дружно принялась уминать репу - только огрызки в сторону полетели.

А невозмутимая лошадка снова двинулась вперёд.

На этот раз остановилась она на высоком холме, поросшем редким ельником. Уже привычным жестом кинули Баська со Стаськой сено на снег. Третий стожок вымахал прежних выше, но сено луговое так сеном и осталось. Только смолк колоколец, как из-за заснеженной ели, не таясь, вышел князь лесной - красавец олень, на гордо поднятой голове огромные рога ветвятся, следом за оленем робко глянула из-за еловых лап юная важенка, выступила вперёд, а с ней бок о бок два крохотных оленёнка.

Девочки, боясь шелохнуться, глядели на оленей, олени на девочек, и сколько они так простояли, сказать нельзя...

-Бась, это всё взаправду?

-Взаправду, Стась! Ой, а сани-то уж как далеко отъехали! Надо догонять.

-Ну и вредная эта кобыла, нет бы дала нам ещё чуток на живое чудо полюбоваться!

Четвёртый стожок обернулся небольшой горкой горячих пшеничных лепёшек. И запах от этих лепёшек шёл такой, что невозможно было удержаться, не стащить хоть одну, не отщипнуть хоть кусочек - да нельзя, не для них приготовлено!

-Ой, Бась, есть охота, аж в животе пищит!

-Перебьёшься! У меня, может, тоже слюнки текут, я же молчу!

Долго ждать гостей не пришлось - из-за заснеженной кучи хвороста будто полыхнуло огнём и вот уже перед Басей и Стасей выстроились в ряд красавицы лисы в пышных серовато-красных шубах. Подошли вплотную, обнюхали снег, ткнулись любопытными носами чуть не в самые сапожки, тявкнули и принялись растаскивать угощение.

Последняяя охапка сена легла на белый наст хлебными караваями. А из леса спокойно, как хозяева, вышли поджарые волки - встали, выжидая, глянули исподлобья. Тут уж от страха сестрицы и дышать забыли. А привычная ко всему кобылка даже ухом не повела.