Матушкин день, или В поисках утраченного прошлого

И будка, а перед ней на цепи мертвый пес скалится. Из боку стрела торчит. Честно защищал хозяина, да не совладал с ворогом.

Берет Фёдор стрелу, хмурится. Наша стрела, не немецкая, не татарская. Что же здесь было?

Вот Детинец, крепость, что возвел в Новгороде Великий Князь Иван, дед нынешнего. На совесть сладили стены, башни, ров глубокий. Только и Детинец не спас горожан. Всюду мертвые лежат…

И что непонятно - везде только новгородцы! Ни одного чужака поверженного не увидел Фёдор. Почто не защищали себя?

Святая София, главный храм города. Двери распахнуты, ветер ледяной внутри гуляет. Мертвый дьякон так и лежит на аналое, уткнулся лицом в старинную книгу. Верно, мечом его ткнули, со спины. Кровь залила страницы, только в самом низу можно прочесть:

"Тогда возложат на алтарь твой тельцы".

Да кто же учинил такое?!

Жарко Фёдору, как снял в Храме шапку, так и не надевает её, идет, мнет в руках. А идет он по мосту на другой берег, к Торжищу, на котором всегда было не протолкнуться. Отсюда уже слышно было, как купцы товар свой нахваливают. Как скоморохи в свои дудки гудят.

А тут - тишина. Остановился Фёдор, на мосту, прислушался. Вниз посмотрел. И чуть духа не лишился.

…Под мостом прорубь, льдом уже затянулась. А в этой проруби вмерзли в лед люди. Девки молодые, детишки, купец-немчин… Как будто в аду.

Сил уже нет, но идет Фёдор на тот берег. Словно чувствует, что там ждёт его кто-то. Кто поведает ему, что здесь было. И что делать теперь, подскажет.

И вдруг видит - церковь стоит, розовая! В ней дверь открыта, и огонек внутри! Значит, есть там кто живой! Спасибо, Господи!

Но и в церкви пусто. Ни живых, ни мертвых не видать.

Только горит же лампадка перед иконой! А икона странная. Не писаная, а вырезанная из дерева. Женщина в длинном платье, в кокошнике. Позолоченная. На видном месте, а тати не тронули.

Перекрестился Фёдор на икону, положил три поклона земных, как полагается. Как ей молиться, не знал, так и сказал только:

"Помоги мне, Матушка! Вразуми, что здесь было! И кто виной всему?"

И вдруг шепчет кто-то:

"А ты что про Матушку знаешь?"

Обернулся Фёдор и видит - в углу сидит чернец! Монах старый.

Раньше побаивался он монахов. Всё боялся, что они его к себе заберут, заставят жить по-своему, заточат в келью, где и солнышка не видать. А тут так обрадовался Фёдор!

"Благослови, батюшка! Так мы всех так зовем! Матушка Богородица, Матушка Анна, Матушка Параскева! А что случилось с вами? Кто напал на Новгород? Неужто татары вернулись?"

Вздохнул монах.

"Бог благословит…Видишь, за всё у Господа награда положена. Вот нам по делам нашим и награда. За сребролюбие, за тщеславие, за гордыню непомерную! За блуд и скупость! За все грехи наши!"

И зарыдал горько. Потом продолжал:

"Только не татары это. И не немцы, и не поляки. Это Великий Князь Московский, Иван Васильевич, в наш город приехал. Милость нам оказал великую!"

Опешил Фёдор.

"Так что же не защитил он вас? Или сил не хватило?"

Чернец лицо руками прикрыл.

"Сил… Сил у него, антихриста, хватило! Привел он с собой войско, да не из людей, а из бесов кровожадных, не ведающих жалости. Обвинил нас в том, что хотим передаться под власть короля польского, завести в церквах обряды латинские. Что его самого убить злоумышляем, а на престол московский его брата посадить!

Владыка крест целовал перед ним, в верности клялся, но князь не верил ничему. А после и вовсе рассвирепел, и повелел войску своему наказать Новгород так, чтобы и памяти о нас не осталось!

Три недели вершился суд неправый над нами. По-всякому терзали людей, ни в чем не виноватых. Вчера только ушли они. Верно, та же судьба и Псков ждёт, если чуда не случится".

"А как же владыка?" - ошеломленно спросил Фёдор.

"Нет здесь его, - ответил монах. - Князь его в монастырь отправил. А прежде сана лишил!"

"А разве можно так?"

"Теперь всё можно, - вздохнул чернец. - Ибо дана будет власть дьяволу на тысячу лет!"

"А как же мне быть? - растерялся Фёдор. - Кто же нам священника даст?"

Всё рассказал он монаху! Что осталась их деревня без батюшки, что надеялись на владыку, что нельзя православным людям без окормления. Тот задумался.

"Знаешь, что, - сказал он. - Есть у меня к тебе просьба одна! Пройди по домам, покричи людей живых. Если кого найдешь, позови сюда. Скажешь, отец Василий с Пятницкой церкви зовет. Может, придет кто… А я помолюсь пока."

Вот в заходит Фёдор в первый дом, зовет. Тихо, нет никого. В другой, третий… Нет ответа! Уже и отчаялся, пошёл обратно. Слышит, из будки собачьей вроде плачет кто. Щенок там, что ли, остался?

Заглянул, а там детки! Двое! Спрятались, видать! Скинул с себя Фёдор тулуп меховой, завернул в него обоих, да так и занес их в церковь!

Сидит старец в углу, где и был. Не двигается. Не помер ли?

Нет, пошевелился вроде.

"Детки… Это Козьмина Егора, купца богатого… Добрый человек! А я думал, не тронут его…"

Вдруг монах резким движением снимает с себя крест!

"Неси! Теперь это твой! И дети эти - тоже твои!"

Встал, надел крест на Фёдора, перекрестил его. И крикнул:

"Аксиос!"

И эхо, отразившись от высокого потолка, повторило:

"Аксиос! Аксиос!"