Судьба Севильи много лет была связана с судьбой Кордовы. Как и столица, она подчинялась последовательно суверенам из Омейядов и Хаммудитов, и на кордовское восстание 1028 года последовал контрудар в Севилье. Кордовские повстанцы изгнали со своей территории хаммудита Касима, и этот принц бежал в Севилью, где жили два его сына и стоял берберский полк под командованием Мухаммеда ибн Зири из племени ифорен. Касим приказал севильцам освободить тысячу домов для расквартирования его войск. Этот приказ вызвал большое недовольство, тем более что нищенские солдаты Касима имели репутацию воров. Кордова показала севильцам возможность сбросить иго, и севильцы испытывали большое искушение последовать примеру столицы. Страх перед берберским гарнизоном, однако, сдерживал горожан, но кади Абу-л Касим Мухаммед, один из бени аббад, сумел привлечь на свою сторону командира гарнизона. Он заверил его, что может легко стать господином Севильи, и Ибн-Зири после этого обещал свою поддержку. Затем кади заключил союз с берберским комендантом Кармоны, и севильцы, при помощи гарнизона, взяли в руки оружие, выступили против сыновей Касима и окружили их дворец. Касим, прибыв после этого к воротам Севильи, нашел их закрытыми. Он попытался улестить население обещаниями, но безуспешно, и, поскольку его сыновья находились в большой опасности, он наконец согласился уйти, если сыновья, а также его собственность будут ему возвращены. Севильцы согласились. После ухода Касима они воспользовались первой благоприятной возможностью и изгнали берберский гарнизон.
Так город обрел свободу, и патриции приступили к работе, чтобы обеспечить его правительством. Но они никоим образом не чувствовали себя спокойно в отношении последствий мятежа: они опасались появления разъяренных Хаммудитов, которые не преминут сурово наказать зачинщиков. Поэтому никто из них не спешил взять себя ответственность за происшедшее, и все единогласно возложили ее на плечи кади, богатству которого завидовали – на самом деле они с тайным злорадством ожидали его конфискации. Верховная власть была предложена кади, но он, несмотря на присущую ему амбициозность, был слишком осторожен, чтобы принять этого предложение. Он не мог похвастаться знатным происхождением. Он был очень богат – владел третью севильской территории, его ценили за многочисленные таланты и обширные знания. Однако его семья совсем недавно стала относиться к высшей знати, и он отлично понимал, что если в его распоряжении не будет солдат – а таковых у него не было, гордая и замкнутая аристократия Севильи очень скоро набросится на него, как на парвеню. Таковым он, по сути, и был. Это правда, что позже, когда Аббадиды намеревались восстановить трон халифа для собственных целей, они стали утверждать, что ведут свое происхождение от королей-лахмитов, которые правили в Хире во время Века невежества. Вечно голодные придворные поэты не уставали восхвалять такое славное происхождение, однако ничто не доказывало справедливость этих претензий, которые ни Аббадиды, ни их нахлебники никак не могли обосновать. Все, что у семьи было общего с королями Хиры, – это связь с йеменитским племенем лахм, но ветвь племени, от которой пошли Аббадиды, никогда не жила в Хире. Ее домом был Ариш, что на границе Египта и Сирии, в районе Эмесы. Аббадиды не только никак не могли связать свою генеалогию с королями Хиры, но даже не имели возможности проследить ее дальше, чем Ноаим, отец Итафа. Этот самый Итаф высадился в Испании вместе с Балджем, как капитан полка из Эмесы. Его люди получили земли в районе Севильи, и сам он обосновался в районе Тосина, что на берегу Гвадалквивира. По прошествии семи честных, бережливых и предприимчивых поколений семья постепенно выбилась из безвестности. Исмаил, отец нашего кади, первым дал имени известность и право быть записанным в «Золотую книгу» севильской знати, как Бени Аббад или Аббадиды. Он был теологом, юристом и солдатом, командовал полком стражи при Хишаме II, последовательно занимал должности имама в большой мечети Кордовы и кади Севильи. Прославившийся своей ученостью, благоразумием, мудростью и твердостью характера, он также выделялся честностью и неподкупностью. Посреди всеобщей коррупции он никогда не принимал подарков от халифа и его хаджибов. Его великодушие казалось безграничным, и ссыльные кордовцы всегда имели возможность воспользоваться его щедрым гостеприимством. Все это дало ему заслуженную славу самого благородного человека запада. Он умер в 1019 году, незадолго до начала эпохи, о которой мы ведем речь.
Сын Исмаила, Абу-л Касим Мухаммед, был ровней отцу в интеллектуальном отношении, но не в моральном. Эгоистичный и честолюбивый, он начал свою карьеру с акта неблагодарности. После смерти отца он рассчитывал унаследовать пост кади, но предпочтение было отдано другому кандидату. Он обратился к Касиму ибн Хаммуду и благодаря вмешательству принца получил желанный пост. Мы уже видели, как он отплатил за эту доброту.