А ненависть принца Севильи была ненасытной страстью: он преследовал своих жертв даже после смерти: изуродованные останки врага услаждали его взор. Следуя примеру халифа Махди, он приказывал сажать цветы в черепа своих врагов и устанавливал эти «цветочные горшки» во дворе своего дворца. К каждому из них крепился ярлык с именем владельца черепа. Аль-Мутади с большим удовольствием посещал свой «сад». Но в нем не было самых ценных голов – принцев, которых он покорил. Они с большой тщательностью сохранялись в сундуке под полом дворца.
Это жестокое чудовище в его собственных глазах было лучшим из принцев, Титом, созданным для блага человеческой расы.
«Если такова твоя воля, о Боже, – восклицал он в поэтическом экстазе, – чтобы счастье было уделом смертных, позволь мне править арабами и варварами. Ведь я никогда не отступал от прямого пути, никогда не поступал с моими подданными иначе, кроме как следует благородному и великодушному принцу. Я всегда защищал их от врага, отводил угрожавшие им бедствия!»
Глава 6
Аль-Мутадид
(Продолжение)
Первым шагом аль-Мутадида стало избавление от Хабиба, визиря и доверенного лица его отца, – он умертвил его. Потом он обратил оружие против берберов, особенно его соседей из Кармоны. У него были личные причины ненавидеть этих африканцев. Он был уверен: если им не мешать, они свергнут с трона его – или потомков, – поскольку астрологи предсказали, что его династию уничтожат люди, не являющиеся уроженцами Испании. Соответственно, аль-Мутадид всеми силами старался истребить берберов. Начавшаяся в результате война оказалась затяжной. Хотя Мухаммед, принц Кармоны, попал в засаду и был убит во время противостояния 1042–1043 годов, война продолжилась при его сыне и преемнике Исхаке.
Тем временем аль-Мутадид энергично расширял границы в западном направлении. В 1044 году он отобрал Мертолу у Ибн-Тайфура. Потом он напал на Ибн-Яхью, правителя Ньеблы. Последний был не бербером, а арабом, но когда стоял вопрос о расширении территории, Мутадид не был разборчивым. Подвергшись сильному давлению, Ибн-Яхья обратился за помощью к берберам. Музаффар из Бадахоса пришел ему на помощь, отбросил аль-Мутадида и начал формировать лигу против Севильи. В нее вошли Бадис, Мухаммед из Малаги и Мухаммед из Альхесираса. Абу-л Валид ибн Джавар, который в 1043 году сменил отца на посту президента республики Кордова, всячески старался примирить противоборствующие стороны, но не преуспел: его послов игнорировали.
Берберы запланировали марш на Севилью, как только армии соединятся. Но аль-Мутадид расстроил их планы. Воспользовавшись отсутствием Музаффара, который не принял необходимых мер по защите своих границ, он разорил территории Бадахоса. Затем, вопреки обыкновению, он лично возглавил армию и выступил против Ньеблы, напал на противника недалеко от городских ворот и сбросил многих в Тинто. Правда, Музаффару удалось собрать войска для атаки, и аль-Мутадид был вынужден отойти.
Затем Музаффар соединился со своими союзниками. Но пока они разоряли окрестности Севильи, Ибн-Яхья покинул армию, вынужденный вступить в союз с аль-Мутадидом. Музаффар наказал перебежчика, конфисковав деньги, которые тот ему доверил, и разорил окрестности Ньеблы. Соответственно, Ибн-Яхья обратился к своему новому союзнику за помощью. Аль-Мутадид напал на войска из Бадахоса, заманил их в засаду и разгромил. Не удовлетворенный этим успехом, он отправил своего сына Исмаила, чтобы тот разорил окрестности Эворы.
С целью отбросить нападавших, король Бадахоса собрал всех мужчин, способных держать в руках оружие, и, получив подкрепление от союзника – Исхака из Кармоны, выступил против врага. Берберы Кармона тщетно пытались отговорить его от этого шага. Они не уставали повторять, что он не знает, как велика армия Севильи, в то время как они регулярно получают информацию из Севильи и лично видели войска аль-Мутадида. Их предостережения не были услышаны. За упрямство Музаффару пришлось заплатить высокую цену. Он потерпел ужасное поражение, лишившись по меньшей мере трех тысяч человек. Среди погибших оказался принц Кармоны, командовавший войсками отца. Его голову подарили аль-Мутадиду, который поместил ее в свой собственный сундук, хранившийся рядом с сундуком его деда.