Maxximum Exxtremum

— Пиджук из чистой кожи! — На пике экзальтации влезла Репина. — Шнура когда-нибудь видела — Серёгу?! А вот этот вот галстук между прочим стоит пятьдесят баксов! Пойдём, Лёня, нечего с зельцерами всякими якшаться. — И потащила меня.

Она, казалось, смутилась — он, как и Саша иногда, произнёс её фамилию с мягким «э», что особенно пренебрежительно. И вообще — неужели всё-это значимо для неё?..

4.

М. Гавин принёс Саничу набрать на компе рукопись своей книжки стихов (под стать названию серии — «Библиотека Академии Зауми» — у Бирюкова вышла «Книгура», у Федулова — «Книгирь», Миша решил продолжить, но по-своему: «Т. Книга», а О. Фролов и вовсе замыслил издать «Книгохуй»!), и мы решили обильно запить всё это дело портвейном. Мы выпивали два баттла на Кольце, Миша опять нас веселил.

— А я-то вчера где побывал — ой, бля-а-а-ать!

— Бомжатничек жесточайший?! — радостно предугадывал Саша.

— Сорок лет?! — вторил я.

— Блин, вообще, — смеялся до покраснения сам новоявленный «славный русский футурист» (так в автоаннотации к сборничку), — пошёл я от вас в тот раз… — ну, понятно — ну и смотрю: баба какая-то на остановке… ну и я… а сам пиво пью… можно, говорю, с вами познакомиться… Она сначала отнекивалась, а потом и пиво выпила и говорит: возьмёшь бутылку водки и пойдём ко мне… Короче, в такой клоповник попал — даже и не знал, что такие у нас существуют — ни хуя вообще нету, каморка какая-то, хуже чем у Достославного и Платонова, кровать в какой-то хуйне, ещё мать за занавеской и каждые полчаса какие-то алики приходят — не то ёбыри её, не то просто мужики…

Оказалось, что он скорешился со всеми этими обитателями дна — в основном со «стрёмными бабищами» — и теперь вёл нас в посадки под мостом показать, где они тусуются. По дороге он рассказал, что у него есть две истории из его деревенской учительской жизни: первая — в 9-м классе есть девочка 15-ти годов, которую он любит — не то что там хочет отсегрегатить, а любит; а вторая, что одна учительница прям в школе, в учительской, обосралась — опилась самогону, стала смеяться, да как-то пёрнула неудачно и говорит, смеясь: «Ох, я обосралась!» — мы с Сашей, в общем-то не любители таких тем, всячески удивились и удохли, однако, так и не поняв, какая из новостей хорошая, а какая плохая. Затем «наставник и друг молодёжи» (из той же аннотации) поведал нам, как пришли к нему в гости ученики (прикол в том, что он говорит серьёзно, но вещи уморительные своей наивностью и нелепостью). И девочка та тоже пришла. Она сказала, что любит рэп, особенно Эминема. «Я говорю: рэп — это отстой, ребята. А вы, Михаил Юрьевич, что же сами слушаете — Бетховена наверно? Я говорю: «Раммштайн». Они удивились — ну как же так? Я говорю: ничего, в принципе это одно и то же — во-первых, они оба немцы…» — мы с Сашей буквально покатились под гору, укатавшись при спуске с насыпи моста, и даже так и не выяснили, что во-вторых и т. д. — ещё одна удивительная способность М. Гавина перескакивать с темы на тему, и тут же совсем забывать о чём говорил только что.

Он провёл нас настолько тайными тропами, что мы поразились. Тамбов с этой стороны, со стороны Цны и её набережной, плоский — тут тебе самый центр, парки и пляжи, а через мост — хилые дачи, а чуть в стороне от них — в низине у автодороги — болотистая дрянь, сорняковые дебри, густые кленовые заросли, переходящие в лес. Тут, говорят, частенько находят трупы — жертв криминала или даже маньяков — впечатление такое, что сии места, прости господи, словно специально созданы для такого рода деятельности. Проходя все эти лабиринты, мы выходили на какой-нибудь пятачок, экскурсовод объяснял, кто здесь тусуется, показывая грязные признаки цивилизации — угли костров, всякие бутылки и пакеты, презервативы и тампоны, блевотину и фекалии, надписи на стволах деревьев. Нам всё не нравилось, и он заводил нас всё дальше и дальше вглубь, а мы всё поражались, насколько эта система разветвлена — тут целый лагерь подготовки боевиков «Алькаиды» можно укрыть, и, кстати, он как раз будет граничить со скрытыми в плавно начинающемся здешнем лесу военными объектами.

Наконец мы утомились и укоренились, присев на глобальное вертикальное бревно. С собой у нас было два. Миша поведал нам, что в основном его деятельность в «системе» связана с внесением некоторых сумм денег на бухло, в результате чего он — по своей особенной привычке — весело проводит время; но он научился даже зарабатывать — «уже двух пидоров развёл», приняв от них деньги и напитки, уклончиво обещая дать им в рот. Вообще здесь он, как и в деревне Борщовке, пользуется авторитетом как богатый, образованный и, кроме того, половой гигант. Это, конечно, несколько дутый сегмент эго-бытия, но, однако, приятный… и вот девочку ту ему очень жаль — в отличие от учительницы. Далее Эм Гавин (см. титул сборника), он же Р. Верёвкин, он же М. Г. и он же Михаил Юрьевич (своеобразная контаминация барчука Лермонтова и босяка М. Горького!) изложил нам суть своей новой теории, воплощённой в новом рассказе: