Мазарини

Наследство Мазарини его кровные родственники фактически не получили. Кроме коллежа Четырех наций, оно было распределено по галереям, библиотекам и дворцам Людовика XIV и Жана-Батиста Кольбера. Однако таким образом оно и уцелело.

Казалось, кардинал успел позаботиться обо всем – о чем-то больше, о чем-то меньше. Хотя никто об этом и не думал, именно он тогда олицетворял душу Франции – католическую и светско-рациональную, национальную и интернациональную, политическую и духовную. А если это и не совсем так, то он помог ей опериться и взлететь к небу.

Джулио Мазарини продумал даже свою кончину.

Конец и жизнь после смерти

Ты показал себя победителем самой победы, отдав ее плоды побежденным.

Цицерон

Он был лучше всех.

Ломени де Бриенн

О великом человеке судят по его великим делам, а не по его ошибкам.

Вольтер

1660 год был для Франции годом больших духовных треволнений: умер сын Франции Гастон Орлеанский, публично раскаялся принц Конде, ушли в мир иной комедиант Жодле, поэт-фрондер Скаррон и многие другие известные и за пределами королевства лица. Похоже, вместе с ними исчезало поколение причудливых, манерных людей барокко. Помпезная церемония испанской свадьбы тоже выглядела барочной благодаря еще живущему великому политику эпохи барокко – кардиналу Мазарини.

24 августа 1660 года весь Париж мог созерцать великолепный спектакль торжественного въезда в столицу молодого короля с супругой Марией-Терезией, спектакль, организованный Джулио Мазарини. «Еще одна испанка», – шипели злые языки, другие же очевидцы на все смотрели сквозь розовые очки, восхищались одетым в золототканые одежды королем и даже сравнивали молодую королеву с Анной Австрийской. Их величества проехали по столице от Сент-Антуанских ворот до Лувра, и не было места, где народ не выражал бы громкими приветственными криками свою радость.

Сам кардинал считал это событие апофеозом славы и величия как самого себя, так и своего государства. В то время Джулио был так тяжело болен, что сам не выходил из дому и смотрел из окна особняка Бове на сопровождавших королевскую чету швейцарскую гвардию, 72 мулов в богатых попонах, 84 пажа в красном, многочисленных шталмейстеров, 12 лошадей из Испании, 11 пышных карет с эскортом из 40 оруженосцев, 40 дворян и 100 гвардейцев с карабинами наготове и столько же знаменитых мушкетеров. Даже триумфальные арки были воздвигнуты в стиле барокко, пришедшем из Рима: то был полный триумф! Его Преосвященство решил подарить этот праздник королю и его подданным, прежде чем уйти навсегда. Он чувствовал, что смерть не за горами. И ушел в самый подходящий момент, как уходят верные слуги.

Трудная карьера Мазарини была изматывающей. Уже с начала 1660 года окружающие и видевшие его могли наблюдать, как физически угасает кардинал. Джулио худел и слабел, и ему даже приходилось прибегать к помощи румян, чтобы придать свежесть своему лицу. Он страдал подагрой, мучился язвами на ногах, невралгическими коликами, нажил камни в почках и болезнь легких, часто дающую отек. Первый министр старался использовать все свои обширные знания, сам готовя микстуры и таблетки, чтобы облегчить нередко невыносимые мучения. Помогало это мало. Он все чаще чувствовал себя совсем беспомощным – бывало, его даже носили в кресле слуги. Тем не менее кардинал полностью сохранял интеллект, проницательность и по-прежнему огромное терпение. Он сохранял способность вести с десяток интриг одновременно, писать или диктовать около сорока писем в день. Удивительная жизнеспособность ума постоянно одерживала победу над всеми хворями бренного тела, держа Джулио в узде вплоть до последнего часа…

Фактически Мазарини сам ускорил свою смерть. Еще накануне заключения Пиренейского мира он приказал начать ремонтные и художественные работы по переоформлению стен Лувра. «Для новой политики необходим прекрасный новый интерьер», – заметил он тогда. Но нового интерьера первому министру было так и не суждено увидеть. Ремонт затянулся надолго.

Ранним утром 6 февраля 1661 года галерею Королевского павильона в Лувре, где художники расписывали стены, внезапно охватило пламя. Огонь быстро распространился через открытые двери в апартаменты первого министра. В то время как слуги и охрана таскали ведра с водой, пытаясь сбить пламя, Анна Австрийская послала за священнослужителями. Когда те наконец прибыли, ситуация уже была взята под контроль. Святым августинцам ничего не оставалось делать, как ретироваться.

Королева-мать и Людовик переехали во дворец Сен-Жермен, покинув Лувр на время ремонта. Этот инцидент только укрепил их веру в то, что они находятся под божественной защитой. Так полагали и все окружающие.