Трое освобожденных встретили по дороге в Париж, небольшой отряд фрондеров, прибывший с опозданием. Блестящих сеньоров приветствовали с шумным восторгом, свойственным буйному городу. Когда Мазарини уехал, королева с детьми осталась пленницей в Пале-Рояле. Казалось, что благородные сеньоры, достойные парламентарии, добропорядочные буржуа и мудрые священники, поддержанные «простым народом», сумеют вместе претворить в жизнь дело, достойное восхищения, — восстановят королевство в его былом великолепии, благословляемые королем, который вот-вот достигнет совершеннолетия, королевой, Церковью и королем Испании. Мазарини был в ссылке, которой нельзя было избежать, но точно знал, что ничего подобного не случится, союзники вскоре перессорятся, а потом передерутся, а он приложит к этому руку. Верный расчет «отложенного», так сказать, действия.
Итак, последуем за Джулио Мазарини в его путешествии с берегов Сены на Рейн.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
Прошло почти два месяца с тех пор, как Мазарини уехал из Гавра и обосновался в Брюле, в красивом замке, предоставленном в его распоряжение близким другом, архиепископом-курфюрстом Кельна (и баварским князем). Что тогда происходило с Мазарини? Скитался в тоске, полупобежденный-полуобескураженный? Конечно, он жаловался на холод, на отсутствие удобства по ночам, на скудость багажа, покинутость, однако истина заключается в другом.
В Гавре кардинал начал с того, что раздал четкие инструкции (дополняя то, о чем договорился с королевой) своему другу Гюгу де Лионну (министр сопровождал Джулио, в его верности можно было не сомневаться). Из Гавра Мазарини добрался до Дьеппа, где губернаторствовал преданный Дюплесси-Бельер. Парламент Нормандии посчитал присутствие Мазарини нежелательным в провинции, и Мазарини отправился в Дулленс, с эскортом в сотню всадников, а потом в Перонну — надежное место, где командовал маршал Окенкур. Он пробыл там недолго, много писал (в том числе знаменитое письмо Анне Австрийской), возможно, надеясь, что его позовут обратно и — главное — пришлют денег. В начале марта, задержавшись из-за плохой погоды и слишком большой свиты, Мазарини уехал в Седан, где правил надежный и честный Фабер, успев забрать племянниц и племянника, которых королева спасла от фрондерских безумств, спрятав их в Валь-де-Грас (или у иезуитов), а потом отправила в Пикардию по подсказке надежного друга ловкача Зонго Ондедеи. Джулио возил их за собой повсюду, что отнюдь не облегчало ему жизнь. Еще больше осложняло ситуацию прибытие тяжелого багажа с посудой, бельем (и деньгами). Кардинал, человек осторожный и осмотрительный, спрятал золото и украшения, взятые в долг в разных местах; возможно, он увез часть драгоценностей короны — во всяком случае, те короны, что не были заложены. Точно известно одно: к концу путешествия у кардинала появились деньги.
Продвигаясь на северо-восток, мазариниевский кортеж обрастал людьми, багажом и деньгами. Каждый день кардинал записывал неразборчивым почерком свои жалобы на жизнь и раздавал инструкции верным друзьям и королеве, с трудом связывая отправителей и получателей.
Покидая окраинные земли королевства, Мазарини пришлось позаботиться о том, что уже тогда называли (но употребляя слово во множественном числе) паспортом, чтобы пересечь иностранную территорию. С Лотарингией и немецкими княжествами сложностей не возникало (с их правителями был заключен мир, хотя с Лотарингией были проблемы). Для земель, находившихся в подчинении короля Испании, эрцгерцог Леопольд-Вильгельм, правитель Нидерландов, предоставил вдобавок к документам великолепный эскорт под командованием крупного вельможи Антонио Пимиентеля. Дон Антонио проводил Мазарини до Жюлье, ворот Империи, выказав ему «самую большую учтивость» (по свидетельству самого кардинала), нормальную между очень знатными персонами, составлявшими нечто вроде высшей касты в Европе, тем более что один из них был князем Церкви и — кто знает? — возможно, в будущем — претендентом на папский престол. Предлагал ли дон Антонио Мазарини перейти на службу к Филиппу IV? Сомнительно… В Жюлье пушки крепости трижды стреляли в его честь, кардинал в сопровождении почетной роты и камергера курфюрста был препровожден через Экс-ла-Шапель в загородный замок в Брюле (город между Кельном и Бонном). Дом был великолепно обставлен, с кардиналом обходились крайне почтительно, «угощали разными винами, рыбой и прочими яствами». Изгнанник был почетным гостем, почти главой государства.
В ожидании двух победных моментов одним из которых (реальным) было совершеннолетие короля, а другим (вероятным и желанным) — распад союза фрондеров, следовало одновременно организовывать сношение с Парижем, жизнь в Прирейнской области и будущее возвращение, что требовало людей, денег и их циркуляции. Прекрасно подготовленное дело удалось, несмотря на неизбежные издержки.