Мазарини

Откупщики и субарендаторы проявляли чудеса ловкости, повышая налоги и пошлины (например, дорожные) на продажу вина, в том числе домашнего, причем как на оптовую, так и на розничную. Законы о разного рода косвенных налогах являли собой нечто чудовищное: с начала Столетней войны (она и породила эти налоги) новые налоги — меньше пятнадцати — со странными (для нашего уха!) названиями «мечта», «пояс королевы»… ложились дополнительным грузом на плечи французов. За право ввоза вина в Париж и за право вывоза из Анжу через таможню Бретани платили семнадцать или восемнадцать су (Кольбер повысил их до двадцати двух). Главным было то, что сумма налогов практически удвоилась. Вот как это происходило: к «первым пяти су» добавилось сначала одно, потом другое су, дошло до тридцати за «пояс королевы» (свадебный подарок), десять су — за «канал» (Брияр?), пять — за временную плотину, еще 45 су, еще 60 и, наконец, су с ливра (+5%), что вызвало возмущение, и так далее и тому подобное… Откупщики и субарендаторы, прекрасно разбиравшиеся в налоговой системе, мошенничали, как и виноделы, и торговцы, и перевозчики. Как следствие — бесконечные стычки, мордобой и судебные разбирательства. Крючкотворство чиновников и хитросплетение дел меньше досаждали людям, чем бесконечные внезапные увеличения налогов: их объясняли воровством, в котором, уж конечно, не мог быть виноват ни милый король, ни его августейшая мать, все зло — от мошенников, вымогателей незаконных налогов, ненавистных финансистов, выскочек-простолюдинов и чужаков, главный из которых явился с дикой Сицилии, а может, из грязных трущоб Рима.

Гнев и злоба накатывались волнами, то тут, то там вспыхивали бунты. Если мятеж охватывал несколько кантонов и длился не более нескольких недель, достаточно было подождать, пока мятежники устанут (или наступит время жатвы), в крайнем случае, можно было повесить кого-нибудь или сжечь два-три дома. Худшим же наказанием был постой роты наглецов — наказание пострашнее стрельбы из ружей. Короче говоря, волнения всех сортов были частью привычного «пейзажа» и в какой-то мере зависели от смены времен года. Больше не случалось ничего страшнее бунта кроканов в Перигоре и «босоногих» в Нормандии, жестоко наказанных безжалостным Ришелье. Пока не бунтовали хорошие богатые города, где намеренно взимались меньшие налоги, Мазарини и его команда могли заниматься серьезными делами, главным из которых была война.

А между тем города снова начинали волноваться, и на очереди был Париж — чудовище, фактически неизвестное кардиналу-премьер-министру.

* * * 

Городские налогоплательщики

Бунты в городах были гораздо опаснее: в них участвовало множество более зажиточных и сильных людей. Вспышки недовольства в городах (порой это были простые волнения) часто провоцировали женщины: именно женщина добывает пропитание для семьи и поднимает крик при малейшем повышении цен на хлеб и другие товары повседневного спроса. Недовольство набирало силу очень быстро: в те времена люди больше общались вне дома, впрямую выражали свое недовольство на рынке, разговаривали друг с другом в квартале и приходе, собирались в группы на перекрестках, подогреваемые пылкими фразами агитаторов. Люди каждый день заглядывали в кабачки, где каждый знал каждого тысячу лет (сегодня нам трудно вообразить, как много в те времена было кабачков: даже в таком среднем городе, как Бове, было больше сотни скромных (по нашим меркам) заведений — в три раза больше, чем в середине XX века).

Очень часто внезапное вздорожание основного продукта — хлеба — вызывало «волнение» и даже бунты в городах; дороговизна могла быть спровоцирована плохим урожаем, усугубляла положение и «скупка» зерна «монополистами» (оптовыми торговцами, крупными фермерами, держателями ренты, принадлежащей сеньору, сборщикам десятины). Серьезные волнения происходили в период между 1630 и 1640 годами, на какое-то время все успокоилось, и следующая серьезная вспышка случилась в 1644 году: в период Фронды вновь начались серьезные бунты (чему немало способствовали гнилые летние сезоны), самый же жестокий мятеж «отметил» восхождение на трон Великого Короля.

В булочной, на рынке, на набережных, в портах женщины подстрекали соотечественников на беспорядки: люди кричали, дрались, грабили булочные, возы и корабли с зерном. Для подавления беспорядков приходилось иногда прибегать к помощи гвардейцев, конных жандармов и даже солдат. Чаще всего бунты непосредственно вызывались ростом дороговизны, но воспринимали их как простое проявление «эмоций» (тогда в это слово вкладывали несколько иной смысл, чем сегодня); впрочем, проявление этих «эмоций» вполне могло поддержать и даже подогреть смуту.