Мажарин

Марина сама спровоцировала, Мажарин не отказался. Ему же без разницы, как и где ее трахать, если она для него сука…

Секс в туалете… Противно. Грязно.

Сама в эту грязь залезла, потому что не видела другого выхода, и Сергея туда окунула.

Потом слезы по щекам градом.

Выскочила из ресторана, побежала к парковке, ища взглядом свободное такси. Главное, вырваться и уехать домой. Если Серёжа приедет за ней, она не откроет ему дверь. Ни за что на свете.

Третий день… еще семь… выдержу… еще семь дней…

Только распахнула дверцу авто, чтобы сесть в салон, чья-то сильная рука буквально оттащила ее от машины.

Испугаться Марина не успела.

— Снова уходим по-английски? — рыкнул Мажарин.

— Отпусти, — проговорила, задыхаясь.

Но он не отпустил, а крепко прижал ее к себе за талию и поволок на другой конец ряда к своей машине.

— Серёжа, отпусти! — Свободной ладонью вытирала слезы. — Серёжа, я так каблук сломаю!

Запнулась. Поддержал ее. Вроде пошел медленнее, а она все равно спотыкалась на каждом шагу.

Радоваться бы. Хотел же этого. Мечтал, чтобы ей было плохо, чтобы страдала.

Теперь ей хреново. Она плачет, вырывается, убегает. Надо радоваться!

А радости от этого никакой и совсем никакого удовлетворения. Разруха сплошная. Хотя, казалось, разрушаться больше некуда, внутри и так месиво. Не заживающее. Но и не убеждал себя никогда, что от болезни этой вылечился.

— Ты получил, что хотел, теперь отпусти меня!

— А у нас лимит на секс? Один раз в сутки? Еще хочу. Ко мне поедем.

— К тебе не поеду.

— Поедешь.

— Не поеду!

Впихнул ее в машину. Обошел «БМВ», сел за руль, но трогаться не спешил. Бурлил весь, кипел, но сидел прямо, смотрел только вперед и долго ничего не говорил.

Марина прерывисто вздохнула и вытерла мокрое лицо. Попыталась как-то взять себя в руки, но паника накрывала с головой. Спокойный Мажарин пугал еще больше. Потому что спокойный Мажарин начинал думать и анализировать. Ей не надо, чтобы он сейчас сидел и думал. Ей надо, чтобы он отвез ее домой! Прямо сейчас!

— Отвези меня домой, — попросила, волнуясь, и в собственном голосе услышала предательски высокие нотки.

— Скажи, какого хрена ты тащишь меня трахаться в туалет, а потом рыдаешь?

— Что за вопрос, Мажарин? Это же самое подходящее место, чтобы отыметь меня, как суку, — резанула с нарочитой грубостью, которая плохо сочеталась со слезами.

— Ты даже не кончила.

— Неловко было. — Стиснула руки в замок, скрывая дрожь.

Сергей выбросил вперед ладонь, описав круг указательным пальцем. Раз-второй. Как будто не только в воздухе, но и в голове что-то у себя прокрутил.

— Я не догоняю, — резко сказал он. — Ты с Мотей не трахалась.

— Тебе объяснения нужны, почему я с ним не спала?

— Допустим.

— За ум взялась. Теперь к незнакомым мужикам в первую же встречу в постель не укладываюсь, домой к ним сама не езжу, сексом занимаюсь только после двадцатого свидания. Кто Моте виноват, что он меня так редко куда-то приглашал. Приглашал бы чаще, уже бы давно трахались, — выдала почти на одном дыхании.

— Долго эту скороговорку учила? — посмотрел на нее знакомым сосредоточенным взглядом.

Господи, как она боялась этого взгляда!

— Нормальный ты нашла способ взяться за ум, — продолжил он. — То есть, на первом свидании ты не спишь, зато потом трахаешься, где попало.

В машине, в туалете… Где еще? Куда следующий раз пойдем? Хоть куда, только не домой?

— Почему? — спросила, вдруг потеряв силу в голосе. — Первый раз это было у меня дома… если ты забыл.

— Не забыл. Вот и говорю, теперь ко мне поедем.

— К тебе не поеду.

— Почему?

— У меня удобнее.

— Кому?

— Мне.

— А мне нет. У меня квартира больше. Там можно в каждом углу трахаться. И в ванной. А на кухне сам бог велел только трахаться.

— Давай завтра.

— Не хочу завтра, хочу сегодня.

— А я сегодня уже не хочу.

— Захочешь. Мне кажется, я сумею тебя уговорить на долгое и жаркое продолжение. Только за клубничкой и шампанским заедем.

Мажарин совсем успокоился, потому что его движения стали мягкими. Пугающими. Голову он к ней поворачивал медленно и, кажется, даже чуть осел на сиденье, расслабившись. Марине стало еще больше не по себе, ее затошнило.

— Ага, особенно за клубничкой. Давай. Чего еще неделю тянуть, прямо сегодня меня угробь.

Пусть я сдохну от отека Квинке.

— Чего?

— Аллергия у меня на клубнику. Я ее с детства не ем.

— Блины с клубничным вареньем у меня ела и ничего.

— С абрикосовым! — заорала Марина. — С абрикосовым вареньем мы ели блины! С абрикосовым, Мажарин! А вечером поехали к твоей бабушке!

И у нее на столе была скатерть в красно-белую клетку! И бабушка боялась, что суп пересолила! А она не пересолила! И торт мы ей купили!

«Птичье молоко»!

— Точно, — спокойно подтвердил, выслушав ее истеричные вопли. — Варенье было абрикосовое. — Опять сделал этот жест. Крутанул ладонью.

Раз-второй. И снова у Марины к горлу подступила паническая волна. — Не по рынку движение.

— Отвези меня домой, — тихо и чуть хрипло попросила она. Не просила, умоляла.

— Накидываешь ты мне что-то, дорогая. Точно накидываешь.

— Отвези! Домой! — закричала.