Мажарин

— Нет, — невозмутимо. — Хочу тебя на всю ночь. А утром на завтрак блины. С меня варенье. Абрикосовое.

Глава 14

Как ни просила Марина, не отпустил Мажарин. Привез к себе домой, на Воробьевы горы.

Каждый поворот ключа в замочной скважине как удар по натянутым в струну нервам. Ощущала себя так, словно из нее вынули внутренности и заполнили желе. Дрожало всё. Было мягким и непослушным.

Прихожая со встроенными по обеим сторонам шкафами как-то сразу перетекла в просторную жилую часть, и Марина оказалась в гостиной.

Нелепая ситуация. Когда-то у него в квартире чувствовала себя как дома, а сейчас терялась.

Не та квартира. Не та ситуация.

Что им теперь делать? Выпить? Поговорить? Потом душ? Постель?

Мажарин даже не пытался разрядить накаленную обстановку и ослабить напряжение. Будто ловкий охотник, он расставил силки, загнал свою жертву в ловушку и теперь отслеживал каждое ее движение.

— Сотри помаду. — Снял пиджак и бросил на диван.

— Зачем?

— Поцеловать хочу.

— Зачем? — Невольно попятилась, и Сергей, заметив это движение, шагнул к ней.

— Хочу.

— Давай без этого.

— Я пробовал. Не могу. — Подошел еще ближе. Окинул ее медленным взглядом, замер на полуоткрытых губах и задышал тяжело. Как под грузом.

— Мне нечем. — Тронула губы и растерла оставшуюся на пальцах помаду.

— Платьем сотри. Хочешь, моей футболкой… Иди сюда. Я сам. — Быстро стянул с себя футболку.

Марина качнулась вперед, но не двинулась, ноги будто к полу приросли. Татуировка. У него на животе. Ажурная черная полоска, начинающаяся от самого низа и кончающаяся в районе солнечного сплетения, чуть расширяющаяся там. Что-то абстрактное, похожее на кельтскую вязь. Красивая татуировка. И страшная. До теплого солоноватого привкуса во рту, до железистого в носу запаха. Потому что шрам под ней. Зарисовал его Серёжа, но он там, уродливый, под красивой кельтской вязью, — от груди до пупка.

Не заметила этой татуировки, когда Мажарин приходил к ней первый раз. В спальне было довольно темно, да и не могла ничего видеть, всё происходило как в тумане. Потом, когда он в душ пошел, взгляд отвела намеренно, чтобы не смотреть на него. А теперь пришлось. Прямо перед глазами стоял. По пояс голый. Еще крепче стал, сильнее. Еще шире в плечах.

— Знаю-знаю, красив, как бог… — уловив на себе взгляд, чуть улыбнулся и начал большим пальцем стирать с ее губ помаду. Сначала медленно, аккуратно скользя, потом прижимая ладонь ко рту…

Марина, не выдерживая этой пытки, отклонилась. Мажарин обхватил руками ее лицо и заставил вновь смотреть на себя, разозлившись, что она отворачивалась. Уклонялась от его рук. Отступала от него.

Снова прижал руку к губам, теплым, полураскрытым, чувствуя в середине ладони горячее дыхание, от которого задрожали пальцы. И сам, кажется, весь задрожал. Тряхнуло внутри.

— Соскучился по тебе до смерти. Это правда. Хорошо звучит, да? — Склонился, еще не поцеловал, а только коснулся и заговорил, вдыхая слова ей в рот.

— Да. Очень понятно нам обоим.

Не спешили, замерев в миллиметре от поцелуя. В мгновении от неотвратимости. Оба знали, что поцелуем всё не кончится, разобьются они друг в друге, снова дойдут до свихнутых мозгов. Поэтому она пыталась увернуться, а он, уже чувствуя ее губы, всё еще медлил.

Когда сомкнулись, притянулись, коснулись друг друга языками, чуть не взвыли оба от влажной сладости. От горячего тока, который потек по губам, языку, в глотку, внутрь, по венам.

Сцепились. Вцепились. Голодные и жадные.

Вот по этому ощущению соскучился. По ее вкусу. Подыхал без него.

Марина, сохранившая еще каплю рассудка, снова попыталась отстраниться. И снова разозлила его своим действием. Неуверенным, но не оставшимся не замеченным.

— Не нравится? А раньше тебе нравилось. Забыла уже?

— Нет. Не забыла. Всё помню. Всё. Каждый день. Каждую минуту. Каждую секунду.

— Я тебя ненавижу. Не-на-ви-жу, — прошептал горячо.

Бешеная волна внутри поднялась, кровь забурлила. Встряхнулось пережитое.

Или себя ненавидел?

Себя. Потому что надо быть полным идиотом, чтобы после всего, что между ними произошло, притащить ее к себе домой. Ни одной бабы здесь не было. И снова она! Опять она…

— Я знаю, — прошептала в ответ, вдохнув его боль, которой обдало, как ледяным ветром. — Знаю, что ненавидишь.

Пила с языка, вдыхала полной грудью его ненависть. Травилась ею. Облизнула губы, и Сергей приник к ней другим поцелуем, разрывая душу неуместной нежностью. Ненужной. Убивающей. Прижался ко рту сильнее. Сильнее вдавился в ее рот, скользнул в глубину, по языку по горячему.

Себя ненавидел больше. За то, что так и не смог от нее отказаться. Не смог освободиться. До сих пор болел ею, как тогда.

Нет, теперь сильнее болел. Хотел быть с ней, несмотря ни на что. И это «несмотря ни на что» разрушало его изнутри. Убивало. Разрывало.

Оставить ее себе… Уничтожить… Бросить всё и уйти…

— Хочешь сделать мне больно?

— Наверное.

— Давай.

Марина тогда стала для него всем, всем для него и осталась. Семь лет назад верил, чувствовал, что она принадлежит только ему.

Что она Его — каждой клеточкой своего тела.

Вся Его — и душой, и мыслями.