Читаем Мажор полностью

Мажор

Вальченко: В таком случае я могу привести другое определение любви, которое более современно и даже злободневно.

Торская: Получайте переэкзаменовку. Пожалуйста.

Вальченко: Любовь — это бесконечное издевательство над живым человеком, наполнение экзаменами, переэкзаменовками и другими ужасами старой школы, вечно угрожающие оставлением на второй год.

Торская: Слабо и слишком пессимистично: оставление на второй год! Как и все школьники, вы воображаете, что очень большая радость возиться с вами еще один год. Не можете ли вы привести такую формулу любви, при которой приспособление для насадки якоря было бы сконструировано любящим человеком и сдано в сборный цех?

Вальченко: Любовь… это такая… удача для любящего человека, когда, наконец, Соломон Маркович Блюм привозит настоящую сталь номер шесть, а не просто железо и валик, сделанный из этой стали, не гнется во время насадки частей якоря, а это позволяет сборному цеху признать приспособление и любящему человеку избавиться от издевательства другого любящего человека.

Торская: Довольно сносно. Но в последних словах некоторая неточность: вы сказали другого любящего человека, а нужно сказать — любимого человека. А вот и Соломон Маркович. Вы привозили железо вместо стали номер шесть?

Блюм(вошел): Новое дело… С какой стати? Я… железо? Кто это сказал?

Торская: Это очень важно, и поэтому я запрещаю вам уклоняться от истины.

Блюм: Ну, раз вы запрещаете, так зачем я буду уклоняться. Привозил…

Торская: Вместо стали номер шесть простое железо?

Блюм: Да, простое железо.

Торская: Как же вам не стыдно?

Блюм: Я не виноват. Разве я могу пересмотреть каждый кусочек стали? Выписали сталь, а положили железо. Разве это люди? Это же дикари с острова Бразилии…

Торская: Оказывается, и вас можно надуть…

Блюм: Извините… Разве это называется надуть? Я подойду сзади и ударю вас камнем по голове, так это разве — надуть? А скажите, пожалуйста, почему вас интересует какое-то железо?

Торская: Мы с Иваном Семеновичем затеяли одну конструкцию…

Блюм: Господи, я же знаю, какая у вас конструкция. Так в этой конструкции не нужно никакого железа. И вообще это легкая промышленность, причем тут железо?

Торская: Нам нужно не железо, а сталь, сталь номер шесть!

Блюм: Ну хорошо, хорошо, будет вам сталь номер шесть, только лучше я вам привезу что-нибудь другое… Разный текстиль, и цветы, и разные там кондизделия, ну и, само собою, нашатырный спирт, валерьяновые капли, цианистый калий…

Торская: Вот я вам задам!

Входят Захаров и Забегай.

Забегай: И я прошу вас, Алексей Степанович, вы их построже допросите.

Захаров: Но ведь у тебя нет доказательств.

Забегай: Если бы были доказательства, я бы вас не беспокоил, а прямо в совет командиров. А вы их хорошенько допросите. Масло украли они. Они работают рядом на «кейстоне» и сперли.

Захаров: Что же я могу сделать?

Забегай: Как что сделать? Их нужно в работу взять. Я приказал им прийти сюда.

Захаров: Ну хорошо.

Забегай(кричит в дверь): Эй вы, идите сюда!

Входят Романченко и Синенький. Романченко отвечает на вопросы, а Синенький больше разглядывает кабинет и направляет улыбку то к Вальченко, то к Торской, то к Блюму. Блюм в ответ на его улыбку грозит пальцем.

Захаров: Забегай вот обвиняет вас в краже флакона масла для смазывания станка.

Романченко: Мы украли масло? Чудак какой! Ничего мы не крали.

Забегай: А я говорю — вы взяли.

Романченко: Ну, посуди, Колька, для чего нам твое масло? У нас свое есть.

Забегай: У меня было особенное, дорогое.

Романченко: Ах, особенное? Очень жаль. А где оно у тебя стояло?

Забегай: Да что ты прикидываешься? Где стояло? В станке, в шкафчике.

Романченко: Воображаю, как тебе жалко!

Забегай: Смотри, он еще воображает. Вы на это масло давно зубы точили.

Романченко: Мы и не знали, что оно у тебя есть. Правда же, Ванька, не знали?

Синенький небрежно мотает головой.

Забегай: Вот распустили вы их, Алексей Степанович. Стоит и брешет, не знали. А сколько ты ко мне приставал: дай помазать. Приставали?