Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ)

— Ты и не ложился? — догадался Егор. — Из-за меня?

Он помог деду встать и усадил на кровать. Вспомнил, что «тыкать» старшим здесь не принято.

— Простите, дедушка. Вам бы отдохнуть…

— Бог простит, — вздохнул старик. — Иди, куда шел.

Когда Егор вернулся, он кивнул на стол:

— Поешь-от. Оставил тебе с ужина. Небось, за весь день маковой росинки во рту не было.

— Не было, — согласился Егор, заглядывая под полотенце.

Под ним он нашел миску, до краев наполненную кашей с грибами, ломоть черного хлеба, чашку киселя.

— Мясом вас здесь не балуют? — спросил он, хватая деревянную ложку.

— Так пост же, — сказал дед. — И это забыл?

Егор промолчал, уплетая кашу. Кто бы мог подумать, что холодная, скользкая, она покажется ему вкуснее изысканных яств из дорогого ресторана!

— Наелся?

— Червячка заморил, — улыбнулся Егор, отставляя пустую миску.

— Как голова? Не болит?

— Нет, — ответил он. — А что?

— Тогда послушай, что я тебе скажу, Егорушка…

Света в каморке было мало, но все же Егору показалось, что дед как-то сдал, постарел, сгорбился по сравнению с тем, как выглядел днем.

— Помнишь ты что, али нет, у тебя два пути, — продолжал дед. — Либо тот, по которому я тебя вел. Либо тот, что положен тому, кто умом тронулся. Смекаешь, о чем я?

— Нет, — честно ответил Егор.

— Если баре узнают, что ты ничего не помнишь, да бредишь, упекут тебя в доллгауз.

— Куда?!

— В скорбный дом. Как душевнобольного.

— В психушку, что ли? — пробормотал Егор.

— Егорушка, ты все вспомнишь, — сказал дед, ласково погладив его по руке. — Я верю, вспомнишь. А пока притворись, что все хорошо. Не веди себя, как юродивый. Ты мне княжну сбереги, родненький. Я ж ее отцу слово дал, что не дадим ей пропасть.

— То есть, за меня слово дали? — уточнил Егор.

— И что? Ты мой внук, плоть и кровь. Зря, что ли, учил я тебя всему, что сам знаю? А князь-батюшка, царствие ему небесное, зря, что ль, отправлял тебя в Санкт-Петербург науки постигать? Ты ж всегда знал, что займешь мое место. А оно рядом с наследником его светлости. С наследницей, выходит.

— Постойте-ка! — вспомнил Егор. — Так отчего вы наследницу обманываете? Не скажете ей, что Жучке назначено содержание?

— А ты соображай, Егорушка. Соображай. Пока Жучка уверена, что у нее преимущество перед княжной, не так ее гнобит, как могла бы. К тому же, я у нее в доверии, значит, могу предупреждать княжну о том, что Жучка замышляет.

— Завещание оглашали не при всех разве?

— Не при всех. Князь такое условие поставил, что ее светлость услыхала только, что ей отписано.

— Мутно как-то все, — вздохнул Егор.

— А я о чем! — воскликнул дед. — Кончай дурить, Егорушка. Долг надо возвращать.

«А оно мне надо?» — чуть не ляпнул Егор, да вовремя прикусил язык.

Ад это или нет, настоящая реальность или плод его воображения, но суть в том, что есть и пить ему хочется по-настоящему. Боль он испытывает настоящую. И жить дальше как-то надо. То есть, не как-то, а максимально удобно приспособившись к новым условиям.

Дед управляющий, и учил своего настоящего внука тому же: управлять домом, усадьбой, имением. Чем это отличается от гостиничного бизнеса? Нет, отличия есть. Там гости, тут постоянно проживающие господа и слуги. Но всех надо обеспечить едой, например. Выделяется же на это какой-то бюджет? Уборка номеров… то есть, комнат, опять же. А трансфер — это кони и экипажи. Спа-салон? Баня. Да мало ли! Что, он не справится?

Вероятно, справится. Егор не впервые почувствовал, что помимо его воспоминаний, есть и чужие. Только теперь это не пугало до тошноты.

— Хорошо, дедушка, — произнес Егор вежливо. — Я сделаю, как вы велите. Постараюсь.

В любом случае, в сумасшедший дом как-то не хочется, даже после смерти.

Глава седьмая, в которой героиня организует заговор

Ульяне едва хватило сил изобразить если не радость, то хотя бы благодарность за «родственную поддержку». А вот духу высказать Ольге Леонидовне и Жоржу все, что накопилось, не достало. Все же вдова князя! Ульяна очень боялась, что скандал вокруг имени Белозерских бросит тень на отца. А в том, что неповиновение и строптивость Ольга Леонидовна с братом не простят, Ульяна не сомневалась.

Может, и не хватало ей смелости и решительности урожденной княжны, но так уж распорядилась судьба. Ульяна не знала, отчего так долго отец называл ее воспитанницей, и лишь перед самой смертью признал родной дочерью. Об этом ей никто не рассказывал: или не знали, или не хотели ворошить прошлое. Петр Фомич так прямо и сказал, мол, забудьте и примите, как есть, не принесет то знание радости.

Оттого Ульяна и чувствовала себя не на своем месте. Оттого и не могла категорически противиться произволу названных родственников. Приходилось приспосабливаться, лукавить и притворяться. Вот и еще причина уехать в Стожары, как можно быстрее! Но теперь это ничего не изменит…