Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ)

Сначала Егорка из усадьбы уехал, вместе с дедом, а тот — с князем, когда ему пришло время возвращаться в Санкт-Петербург. Егоркины отец с матерью под лед провалились по весне, да утонули оба: из гостей шли затемно, затянул их нечистый в то место, где лед тонок. Потому Егорку дед и забрал с собой, с разрешения князя. Потому и учил, чтобы поставить после себя на место управляющего. Или как сейчас модно говорить, мажордома.

Ульяна после этого еще год в Стожарах жила, а потом переехала в Москву, в Елизаветинский институт благородных девиц. И там целых шесть лет «арестанткой» провела. О тех годах Ульяна предпочитала не вспоминать. Хоть и не обижали ее в институте, но жизнь там была скучной и однообразной, а после на юную выпускницу обрушился настоящий мир, так непохожий на тот, к которому она привыкла в институте…

Довелось Ульяне и гувернанткой побыть, после окончания института. Воспитанница князя — не княжна. Ни положения в обществе, ни денег у Ульяны не было. И поначалу несладко ей приходилось в чужой семье…

Переговорить с Петром Фомичом без чужих ушей Ульяне удалось нескоро.

— Как он? — быстро спросила она шепотом, улучив минутку.

— Спит, — ответил Петр Фомич. — Все будет хорошо, не переживайте, ваша светлость.

Куда там, не переживать! Ольга Леонидовна Ульяну заклевала, интересуясь, где ее разлюбезный мажордом, и почему не он управляет сборами, а Петр Фомич.

После ужина семейство собралось в музыкальной гостиной, коротать вечер. Как-то так случилось, что ни в театр не поехали, ни в собрание. Ульяна хотела сказаться уставшей, чтобы пораньше лечь спать, но тут Жорж попросил минуту внимания, чтобы сообщить какую-то новость.

— Милая маменька, дядя… — обратился он к старшим. — Я принял решение ехать в Стожары вместе с Ульяной. Нехорошо оставлять ее без должного сопровождения и присмотра. А я все же ей старший брат.

Это удар, да еще какой! Ульяна уезжала в Стожары в том числе и для того, чтобы избавиться от навязчивого внимания Жоржа. И вот такой поворот!

— Правильно, племянничек, поезжай, — поддержал Жоржа Василий Леонидович.

— Я тут думала, что мне тоже следует поехать, — произнесла Ольга Леонидовна. — Провести лето в Стожарах будет полезно для здоровья.

У Ульяны потемнело в глазах.

Глава шестая, в которой герой смиряется с действительностью

Осознание того, что происходящее — не розыгрыш, выбило из Егора дух. А когда он сообразил, что упустил из виду другое доказательство, у него помутилось в голове. Лопатой по лбу он получил зимой! А сейчас… лето?

— Год сейчас от Рождества Христова… 1859? — пролепетал Егор, едва ворочая языком. — А месяц?

— Кресень же, — отозвался Василь.

— Чего?!

— А, это… юниус.

«Июнь, — догадался Егор. — Не мог же я в коме лежать до июня, а после на розыгрыш попасть».

Значит, загробный мир существует? Если так, то Егор попал в ад. Или при распределении ошибка вышла, и Егора отправили в рай, предназначенный для дедушки. Потому что это он увлекался историей девятнадцатого века.

В детстве Егору вместо сказок дед читал Гиляровского, рассказывал всякие истории об известных людях — писателях, художниках, актерах. Он и генеалогическое древо Старшовых составлял, и записывал семейные предания. В библиотеке у деда было много книг с дореформенной орфографией, оттого читал ее Егор бегло, без труда.

Но любви к истории дед внуку не привил. Наоборот, убил напрочь. Егор люто ненавидел все эти «яти» и прочую древнюю муру, игнорировал наставления деда и мечтал сжечь на костре генеалогическое древо. Однако ж помнил дедушкины рассказы.

Так что все сходилось. От удара по голове Егор умер. А так как Янка его не простила за последнюю выходку — попал в ад. Да еще крепостным Янки. Ха! Вот уж превратности судьбы…

Егор плохо запомнил, как очутился на конюшне. Вероятно, Василь помог ему вернуться домой. К появлению Янки… то есть, Ульяны Дмитриевны, шок более-менее прошел, осталась апатия. Он уже умер. Куда хуже-то? Что с ним могут сделать? Прибьют, вышвырнув из этой реальности? Егор только рад будет ее сменить!

Увы, оказалось, что хуже есть куда.

Дед дотащил Егора до каморки, уложил и напоил каким-то снадобьем. От него разило чем-то знакомым. Бабушка использовала успокоительные капли с похожим составом, Егор помнил их запах.

— Спи, — велел дед после. — Утро вечера мудренее.

Егора долго уговаривать не пришлось. Да и травки подействовали быстро. Спал он крепко, без сновидений. А проснулся от бурления в животе и желания пробежаться до нужника.

«Странно, — подумалось спросонья. — Вроде умер, а есть хочется так, что живот сводит. И не только есть».

В каморке горела лампадка. Перед иконами на коленях стоял дед и бил поклоны, бормоча под нос молитву и крестясь. «…раба Божьего Георгия…» — едва разобрал Егор. И сообразил, что дед молится за внука. То есть, за него, Егора. Георгий — его церковное имя.

И Егору сделалось как-то жутко.

— Ты куда? — спросил дед, услышав, как Егор встает с кровати.

— Во двор, — коротко ответил он.

— Помоги подняться, — попросил дед.