Мазохизм смерти и мазохизм жизни

Вернемся к тексту Фрейда «Экономическая проблема мазохизма»: «Если не обращать внимания на некоторую неточность, то можно сказать, что действующее в организме влечение к смерти ‹…› идентично мазохизму» (Freud, 1973b, p. 292; курсив мой. – Б. Р.). Почему появляется это удивляющее нас или, по меньшей мере, неточное утверждение, со стороны того, кто на предыдущей странице (как и в последующих замечаниях) писал, что мазохизм не является влечением к смерти, а он есть влечение к смерти, связанное через либидо с либидо? Несомненно, у Фрейда были свои доводы: в первую очередь, возможно, это способ сказать нам, что если существует сплетение влечений, то их разъединение всегда где-то неподалеку, оно возможно в любой момент, и при некоторых условиях оно даже неизбежно: если разъединение влечений происходит, то по мере его проистекания мазохизм становится подобен влечению к смерти и становится смертоносным. Этот смертоносный потенциал очень важен с теоретической и клинической точки зрения, и именно таким мы его определяем в нашем тексте. Таким он встречается при тяжелых формах меланхолии, в которых разъединение влечений ослабляет мазохистическую организацию Я и усиливает, таким образом, риск суицида. Первичный эрогенный мазохизм, который формирует Я-субъект и является хранителем выживания, может, таким образом, стать в определенных условиях смертоносным мазохизмом, фундаментальной опасностью для психического выживания Я.

Но вернемся к тексту: «Если не обращать внимания на некоторую неточность, то можно сказать, что действующее в организме влечение к смерти – первичный садизм – идентично мазохизму. После того как его составная часть была перенесена вовне на объекты, внутри от него остается собственно первоначальный, эрогенный мазохизм…»(ibid.). Мы обнаруживаем новое объяснение «неточности» Фрейда: когда он приравнивает мазохизм к влечению к смерти, он хочет сказать, что проецируется вовне мазохизм, а не влечение к смерти, то есть уже связанное влечение к смерти как минимум энергией либидо. Так же вовне проецируется то, что станет садизмом, а именно – мазохизм, садизм, становящийся, так же проецируемым мазохизмом, который основывает теоретически первичность мазохизма по отношению к садизму. Это уточняет базовый смысл садизма: он является мазохизмом, переживаемым проективно посредством объекта, необходимая защита по отношению к первичному мазохизму, который иначе бы занял все место, изолируя Я от объекта и становясь, таким образом, смертоносным (см. вторую главу, Б «Мазохизм смерти и мазохизм жизни»).

То, что также уточняется в этом случае «неточности», – это влеченческое содержание проекции и, мы думаем, всех возможных проекций: речь не идет лишь о проекции либидинозных притязаний, по своему содержанию оно является проекцией объединения влечений. Быть может, это объясняет причину исчезновения статьи о проекции из состава «Метапсихологии»: то, чего не хватает для такой статьи, – это вклад теории мазохизма в теорию проекции, вклад, уточняющий содержание двойных влечений любой проекции. Объединение-сплетение влечений, будучи общей характеристикой проекции как таковой, является одновременно одним из ключей, позволяющим характеризовать два типа первичной проекции.

Мы представляли проекцию «плохого», которое формирует внешний объект, и галлюцинаторное удовлетворение, которое составляет внутренний объект, как явления, независимые друг от друга. Однако можно задаться вопросом: не является ли одним из различий, если не основным, различие тех влечений, которые содержатся в этих двух типах проекций: в проекции плохого можно предположить относительно больший вклад влечений к смерти, разрушительного его аспекта[29], тогда как в галлюцинаторном удовлетворении желаний находим лучшую интеграцию, лучшее связывание влечений к смерти энергией либидо, а также содержание этой проекции становится интроецируемым и интроецируется.