Крош приподнялся, осмотрелся — был он в своей родной располаге, в палатке, которую делил еще с пятью бойцами, сейчас отсутствующими. Соленый поманил его за собой и сам пошел к выходу с шутками-прибаутками, призывая не тормозить и следовать к выходу поскорее, не то все вкусненькое разберут. И самых красивых баб тоже. А там как раз таковые прибыли из числа медицинского персонала части. Праздник отмечают. Есть даже красивые.
— Да сейчас я, сейчас! — заторопился Крош. Но сделал несколько шагов и запнулся о кем-то небрежно опрокинутую табуретку. Выругался поднимаясь, сделал еще пару шагов и вновь упал, споткнувшись — уже у самого порога.
А потом его словно что-то стукнуло по затылку и тело прошиб холодный пот. Он поднял глаза на стоящего на выходе из палатке боевого товарища.
— Погоди, Соленый! Так ты же давно умер?
— Умер? — с некоторым удивлением переспросил Соленый.
— Тебя же убили, Соленый, — прошептал Крош. — Сожгли заживо, когда мы еще попали в переделку с Вахтером. Только пепел и остался.
— Ну… да, в общем. А не пофиг ли? Пошли, пошли за мной! Там такое! Давай, давай за мной, пошли быстрее, меньше думай, а то…
— Никуда я с тобой не пойду! — едва не завизжал от страха Крош, отскакивая прочь, как мог — ноги его совершенно не слушались. Соленый еще раз посмотрел на боевого товарища со странным выражением лица. Затем пропал. Пропала и палатка, и все наваждение махом. Крош оказался у самого края моста: если бы пошел следом за Соленым «из палатки», как раз бы и сиганул с головой в пропасть.
Крош постарался встать, понял, что не может, повернулся назад и увидел, что спотыкался не о табуретки, это его Катя держала за ноги, что-то заполошно вереща. Она и сейчас продолжала быстро и неразборчиво говорить, убеждая не прыгать с моста.
— Все, все! — крикнул он ей. — Я очнулся, я в норме!
Затем вскочил и схватил Свету, что слепо шла мимо него прямо в обрыв с криком «Саша, ты же простудишься, вернись, дурочка, кому говорят!»
Через пару мгновений Света засопела в его объятиях и сообщила, что пришла в себя. Так что можно больше не мять ей грудь при посторонних.
На площадке у моста Герди держал брыкающегося Визиря, прижав к полу приемом из дзюдо. Тот пытался вырваться, что-то ворча на незнакомом языке. Потом Крош увидел, что немец вдобавок умудрился еще и Фею нейтрализовать, зацепив ногами совершенно не по-джентельменски — за шею. Та хрипела, уже больше не вырываясь для самоубийственного прыжка с моста, а стараясь сохранить дыхание. Но нежнее держать ее Герди не мог, вырвалась бы. Крош подскочил на помощь, выдрал из захвата Фею, заломил ей руку за спину, крепко прижимая к полу. Она задышала часто-часто, постепенно возвращаясь в реальность.
В этот момент громыхнул автомат и над ними прошла длинная очередь. Сначала люди рефлекторно вжались в пол и лишь затем повернули головы к стрелявшему. Гром отступал от них, будучи уже на середине моста, наставив на группу автомат. Он остановился, достал воображаемую рацию и заорал по связи:
— Старшой, один не вывезу, их много, около роты! Высылай винты, Старшой! Крой минами, вызывай на меня, я отлежусь в окопе!
— Дядь Саша! — закричала Катя, подрываясь с места, чтобы как и Кроша схватить за ноги, удержать… Но едва она побежала к Грому, тот вновь ударил из автомата, к счастью, косой очередью — каменная крошка брызнула в паре сантиметров от ступней Кати. Та, взвизгнув, мгновенно прыснула назад. Гром же с перекошенным в боевой ярости лицом захохотал, привычным движением закинул автомат за спину и прыгнул с моста в пропасть.
Глава 73. Тебе нужен меч
— Вахтер, собака серая! — вопил Синоптик, прыгая на груди лежащего в шатре человека. Тот открыл сначала один глаз, затем другой. Затем со вздохом сграбастал надоедливого спутника по Изнанке и переложил ближе к голове.
— Собака ты серая, — повторил Синоптик, но уже не так рьяно. — Мы же думали, ты того… схватился с Трисмегасом и отхватил от него! А там грохот такой шел, трам-барабам, горы шатались, реки выходили из берегов, из Гибельного озера — есть тут такое неподалеку, священные налимы через открывшуюся протоку уплыли в Сигур-реку. Теперь там вообще не покупаешься!
Видимо, заслышав шум в шатре и смекнув, что Вахтер очнулся, к нему сразу же заглянула Рекщинэ.
— Оу, — сказала она и крикнула в сторону, что великий бог Баа Ци очнулся и готов принять князя под свои очи. В это время рекомый Баа Ци зашипел сердито — и не понять, от боли, или от своего титулования. В устах Рекщинэ «великий бог» звучало довольно издевательски.
Вошел Страшила, за ним — как послушная женщина Востока семенила тихонько Рекщинэ. Она присела у входа, Страшила опустился на колени рядом с ложем Вахтера. Протянул ему тарелку с кашей и ложкой.
— На, скушай, дорогой! Она вкусная! — вкрадчиво начал тот без всяких приветствий и возгласов радости по случаю факта очухивания Вахтера.
— Гадость какая-то, — капризно скривился Вахтер, попробовав кушанье.
— Она вкусная, — опять мягко, непривычно мягко сказал Страшила. Потом не выдержал и более стальным тоном добавил. — Это приказ!