Меч Господа нашего 3. Помни имя свое

Президент с опаской посмотрел на чемоданчик в руке капитана первого ранга. Если России будет угрожать непосредственная опасность ядерного нападения — он подаст звуковой и световой сигнал, требуя к себе внимания. Но чемоданчик — молчал.

— Господин президент… — офицеры отдали честь Верховному главнокомандующему.

— Что произошло?

— Господин президент, примерно двадцать минут назад в центре Вашингтона произошел ядерный взрыв!

Чеченская республика Ичкерия Поселок Октябрьский. Пригород Грозного Кавказский излом. Картинки из прошлого Март 1996 года

Эти дни — март тысяча девятьсот девяносто шестого года — он хорошо помнил. Это было время предательства. Время — большой беды…

Старая, белая, раздрызганная вхлябь Нива — чихая плохо отрегулированным мотором остановилась у блок-поста, прикрывавшего Грозный с северо-запада. Блок-пост был уже капитальный, не те времянки, какие были в начале девяносто пятого. Все — от заботливо выкопанных капониров для техники до маскировочных сетей, прикрывающих личный состав при перемещениях — говорило о том, что на этом блок-посту нашелся грамотный и заботливый офицер, умеющий обустроить как надо даже пункт временной дислокации и душой болеющий за дело и за сохранность личного состава. Собственно говоря, сидящие в машине даже знали его фамилию — майор милиции Мороз Тимофей Степанович, сотрудник ОМОН, срочку отслужил в Афганистане. Но выдавать свое знание было чревато — шуток здесь не понимали.

— Что? — процедил сквозь зубы лысоватый, хмурый чеченец лет сорока в кожанке, сидящий за рулем.

— Сиди… — так же негромко, но внушительно ответил пассажир, сидящий на переднем сидении. Этот был моложе, одет в спортивное и тоже кожаную куртку, национальность не поймешь — то ли русский, то ли нет. Вроде русский, только лицом темноват.

Нахлебавшиеся ОМОновцы действовали грамотно. Направив автомат на лобовое стекло Нивы, один из ОМОНовцев показал, что надо заглушить двигатель, и только когда это было сделано — пошел к машине, держа короткоствольный автомат так, чтобы можно было стрелять, зажав ладонью приклад. Второй стоял со стороны пассажирской двери, страховал — вроде не целился — но автомат под рукой, чуть что и… Его самого прикрывала растянутая маскировочная сеть. А вон там, из бойницы — выглядывает воронкообразное рыльце пулемета — и к гадалке не ходи, на пулемете кто-то дежурит. Темнеет…

— Документы. Резких движений не делать — не представляясь, предупредил ОМОновец с мучнисто-белым, нездоровым лицом. Глаза его настороженно обшаривали машину, водителя, пассажира, ища малейшие признаки того, что что-то неладно. Хотя… наверное все в норме, обычно те кто несет с собой неприятности — едут в Город, а не из Города.

— Пожалуйста, товарищ… — нарисовав на своей откровенно бандитской физиономии улыбку, сидевший за рулем чеченец передал ОМОНовцу сразу три документа: удостоверение сотрудника милиции, водительские права и, как ни странно — комсомольский билет, в который была вложена стотысячная банкнота.

— Пассажира тоже… — хмуро попросил ОМОНовец. Удостоверение сотрудника «завгаевского», республиканского МВД его ничуть не успокоило, половина там — откровенные бандиты или перекрасившиеся боевики. А почему бы и нет — корка, зарплата, патроны, автомат, машина — на халяву, пока твои кунаки по горам шастают. Зашибись!

А в городе — что ни день то ЧП.

Ништяк. Первый — Загаев Иса Исаевич, рожа — хоть сейчас на стенд «Их разыскивает милиция». Капитан милиции, УГРО. Второй — Теплов Михаил Юрьевич, русский, место рождения — г. Москва, и паспорт там же выдан. Прописки местной нет. Ксивы тоже нет — но комсомольский билет присутствует. Полная ху…ня.

— Куда следуете?

— На Алхан-Калу, начальник. Ты бы пропустил, замерзли уже.

Что-то было не так. Надо было обшмонать… машина стремная, и пассажиры стремные — но удостоверение сотрудника останавливали от таких мер.

— На дороге неспокойно. Тем более ночью.

— Знаем, начальник. Ты бы нас пропустил, до Алхан-Калы доедем, там у меня дядя с семьей живет. У него заночуем.

Лейтенант милиции Сидорский устал от проверок, от заискивающе — злобных глаз, от постоянного ощущения опасности. Его дежурство кончалось через несколько минут, и он очень хотел пить. И есть. И еще он хотел жить.

И потому — он протянул все документы чохом — обратно водителю.

— Можете следовать.

— Спасибо, дорогой… — водитель еще раз оскалился — и тебе удачи.

Когда Нива растворилась в сгущающихся сумерках — к Сидорскому подошел его кореш, Саня Песков. В одном дворе хулиганили, в соседних классах учились. Вместе сейчас и службу ломали.

— Закурить есть? — простецки спросил он. Своих у него — никогда не было, сколько его помнили.

— Свои надо иметь.

— Дорого… — пожал плечами Песков, ловко выхватывая сигарету из подставленной пачки — а это тут был кто?

— Кто, кто… Конь в пальто! — неожиданно для себя самого огрызнулся Сидорский.