Последнее словцо он произнес по-франзонски – этот язык он знал не хуже всех прочих. И с узнаваемой интонацией Армана.
– Так подчинись. Плохого тебе не присоветуют. Кто она?
– Издихар.
Дева – Цветущая Ветвь с листьями и плодами сразу. Кажется, одна из многочисленных племянниц Армановой «звездочки» Турайи. Я ее видел мельком – как и большинство скондок, в свои одиннадцать лет выглядела на все шестнадцать, русоволоса, сероглаза, статна и очень хороша собой. Теперь ее, разумеется, спрятали, но кому надо – уже всласть насмотрелся, как она отвешивает тумаки малолетним парням вдвое тяжелей ее самой.
– Рабиа говорит, что когда Издихар затяжелеет, я должен буду с ней развестись, но это не значит, что меня вовсе лишат отцовских обязанностей. Махр невесте дает наш Амир Амиров, а подарок я сам сделаю – она просила маленький летучий корабль, как у рутенов. И чтобы летал на нити, когда его раскрутишь вокруг себя.
Ох уж эти дети…
Я состроил как можно более серьезную мину:
– Как я понимаю, твоя боевая подружка уже дала согласие на эту авантюру.
Опасное приключение, то есть.
– Угу. Не выкрутишься теперь.
Тот же лейтмотив…
– И не надо. Меня в твоем возрасте к площадным девкам повели – куда как менее симпатично получилось. Там, куда тебя отправят, уж поверь мне, здешняя твоя свадьба будет вспоминаться как нечто отрадное. И твой малыш… Я не думаю, что вас разлучат с ним и его матерью на всю жизнь.
– Туфейлиус говорил, – добавил мальчик, – что моя взрослая жизнь вся будет состоять из дол… из долженствований разного вида, цвета, вкуса и запаха. Вот попал-то, а?
– Ничего, стерпишь. У нас всех дела обстоят немногим лучше.
Ну конечно, свадьба была пышная – такая, будто наша Вард ад-Дунья расплеснулась во всю ширь. И разумеется, молодая жена получила своего ребеночка в первую же брачную ночку, что давало Ортосу немалый шанс понянчить первенца. Разводиться с супругой, которая носит в чреве, тут считается весьма недобропорядочным, поэтому произнесение тройной формулы отложили на самый крайний случай: когда уже посольство приедет забирать юного супруга. Почему Ортосу нельзя не только взять жену ко двору Рацибора, но и хоть словом обмолвиться о своем… бастарде (ибо в глазах тамошних дворян и рыцарей здешний никах – не брак) тоже было вполне ясно. Найдут, убьют или затравят.
…Ортоса торжественно увезли за месяц до рождения дочки. С посольством отправились оба наших гражданина мира.
Молодую мать с новорожденной тоже отправили из столицы, куда – я не интересовался, знал, что уж мне этого не выдадут.
Печаль моя во мне…
Так и живу – тянутся дни, превращаясь в месяцы. Весна созревает летом. Лето вянет осенью. Осень обращается в зиму, малоснежную, дождливую и ветреную.
А тут еще и Захира в один из зимних вечеров прямо изошла слезами.
– Хельм, о муж мой, – бросилась мне на руки, лишь только я вошел. – Она была моей первой нянюшкой в Скон-Дархане. Моей старшей сестрой. Судья уже прислал тебе перчатку?
Кто «она» и о какой такой перчатке (черной, кстати) может идти речь, когда этот предмет туалета у скондцев практически не в ходу, теплые голицы носят, если подопрет, – ясно. Хороший готский обычай, что во времена моей юности стал проникать и в Вестфольдию. Палачу в знак того, что требуются его специфические услуги, ночью кладут на подоконник перчатку из грубой кожи.
– Погоди, Китана, – проговорил я, снимая с рук сначала выворотные рукавицы, затем варежки. Пальцы тут приходится беречь: ветер куда хуже стоячего холода. – Это что – снова женщина меня домогается? Но ведь я просил, чтобы их всех до рассмотрения дела ко мне… Кто судил-то?
– Инайа. Мы ее прозвали Тетушка Забота, потому что она пятерых сирот воспитывала. Ох, молодая еще, шестидесяти нет, и муж не так давно умер. А дело смотрел кади из окраинного рузака кожевенников, их… знакомый.
– Друг мужа. Но это всё равно законно.
Кожемяки и те, кто выделывает большие куски кожи для нужд прочих ремесел, создают вокруг себя ауру непревзойденной силы и крепости. Оттого их стараются держать подальше от городской черты, хотя в юридическом смысле они приписаны к самому Скон-Дархану. Ничего себе воспитание было у моей красавицы. Из-за ее увечья? Странно…
– Так. Она уже в одной из тюрем?
– Да, – кивает Захира почти беззвучно.
– Я к ней зайду и разберусь, – решительно говорю я. – Это мое право. Но это будет только завтра.
На следующий день дел у меня с утра никаких. Иду по адресу, добыть который не составило никакого труда.
Камера в женской части здешней тюрьмы отличается от харама только размерами – небольшая теплая комната с низким диваном и подушками, столик и кувшин с водой, циновки на полу – и внешним запором на двери. Ну и ночной вазой, которая переделана в дневную. Точнее – повседневную.
Я здороваюсь, представляюсь и без приглашения сажусь напротив узницы. Действительно, пожилая, смуглая, как будто едкие мужнины снадобья прокоптили ей кожу. Волосы закрыты плотной чалмой, конец которой обвивает шею и плечи, – обычай простонародья.