Меч и ятаган

Томас вместо ответа прикрыл глаза — чего, собственно, и не требовалось, чтобы воссоздать в памяти портретный образ на медальоне, а уж тем более лицо Марии. На душе творилось что-то невообразимое, а главное, толком непонятно, что именно следовало сказать этому сидящему впереди юноше; тут дай-то Бог с самим собой разобраться. Кто же, в самом деле, этот молодой человек: его эсквайр, сын, шпион Уолсингема? Правда и то, и другое, и третье, но… как же теперь все это в себя вобрать и разместить в теперешнем, ином измерении? Просто голова кругом.

— Ричард… Рикардо… Я видел твой портрет в медальоне, присланном твоей матери.

— О чем вы? — нахмурился Ричард. — Моя мать? Что за вздор вы несете?

— Я знаю правду. Сейчас не время играть в игры. Тебе может грозить серьезнейшая опасность.

— Вот как? — насмешливо возвел бровь Ричард. — Опасность? Какая именно? И откуда ей взяться в городе, обложенном со всех сторон сарацинами?

— Перестань! — Гнев Томаса прорвался наружу. — Я теперь знаю, что ты мой… сын.

Глаза Ричарда на мгновение округлились, но лицо тут же сделалось непроницаемой маской.

— Что вас наводит на такие мысли?

— Я видел в медальоне твой портрет. Буквально только что у меня был разговор с твоей матерью.

Ричард холодно улыбнулся.

— Что-то у нас получается игра в одну лунку, как говорят шотландцы. Моя мать умерла годы и годы назад, когда я был еще ребенком. — Лицо юноши сделалось жестким. — Однако я неплохо наслышан о том, что у меня был за отец. То есть вы. Господин, который тешился в свое удовольствие со служанкой, а затем вышвырнул ее вон, как только узнал, что у нее от него ребенок. И из стыда, а скорей всего из страха, так и не признал, что у него есть сын.

— Что-о? — вскинулся теперь уже Томас.

— А то, — сузил глаза Ричард. — Этот самый медальон, кто вам его показал?

— Конечно же, Мария. Твоя мать.

Ричард резко, носом, вдохнул.

— Нет. Такого быть не может. Моя мать — служанка. Я ее помню. Мне говорили, что она умерла после того, как меня отправили в Англию, где я воспитывался у родственников Стокли — дескать, на тебе, Боже, что нам негоже. Пригрели все равно что из жалости. — Припоминая, он в горьком негодовании стиснул зубы. — Я предугадывал, что вы так или иначе докопаетесь до моего происхождения прежде, чем я сам в нужное время выложу вам правду. Я думал это сделать после того, как мое задание будет выполнено, и тогда уже рассчитывал все вам рассказать, решив заодно, убивать вас или нет.

— Меня… убивать? — оторопело выговорил Томас, чувствуя, как сердце словно стискивает ледяной кулак. — Но как? То есть за что?

— За что? — с сухим смешком переспросил Ричард. — А разве не за что? Вы бросили мою мать, заставили ее разлучиться со мной. Устроили мне высылку к чужим людям, которые обращались со мной так, будто мне и жить-то на этом свете должно быть зазорно; не воспитывали, а можно сказать, третировали. Хотя надо отдать должное: благодаря патронажу семейства сэра Оливера я затем попал в Кембридж, и там меня заметил сэр Оливер Сесил. — Ричард сделал паузу. — Вот он мне действительно был как отец. Не то что вы.

— Богом клянусь, мне ничего об этом не было известно! — воскликнул пораженно Томас. — Да если б я только знал, я бы горы свернул, небо и землю, чтобы найти тебя и забрать к себе.

— Ну да, конечно… Как любой другой благородный сэр, что берет на себя ответственность за своего незаконнорожденного отпрыска.

— Не говори так. Все было бы иначе. Ты был — ты есть— мой сын.

— Ага. Ущербный плод вашей недолгой связи с моей матерью, который никогда не был нужен ни вам, ни ей.

— Неправда… Неправда! — сделав шаг, с мукой в голосе выкрикнул Томас, не боясь стен, у которых, как известно, бывают уши. — Я не знал о тебе, а твою мать заставили с тобой расстаться. Отняли силой. Но она по-прежнему жива.

Ричард презрительно фыркнул.

— Оставьте вашу нескладную ложь, сэр. Точнее, отец. Я знаю правду. Мне все рассказал Уолсингем после того, как раскопал мое прошлое. Поведал еще годы назад, а затем, когда на горизонте всплыло это задание, выбрал для него меня и сказал, что по его завершении я буду волен поступить с вами как захочу.

— Ах вот как! — болезненно скривился Томас. — Значит, тобой движет месть?

— Не то слово. Я, можно сказать, жил ее предвкушением. Она подпитывала меня все эти годы. Ее мне в награду предложил Уолсингем. Наряду, разумеется, с тугим кошельком.

Холодный расчет в голосе Ричарда ввергал в оторопь, даже при беглом осмыслении продуманности извилистых интриг Уолсингема. Вот это злодейство так злодейство — туманное, многомерное, циничное…

— Бог ты мой, — дошло наконец до Томаса. — Он планировал все это загодя. Вымащивал годами вперед.

— Не понимаю, — насупился Ричард.