Меч и ятаган

Приставить к стене удалось лишь одну лестницу. Когда турки начали взбираться по ней на укрепления, стало видно, как в одной из амбразур соседнего бастиона поменяла угол прицела пушка, жерло которой спустя мгновение изрыгнуло огонь и исчезло за дымным облаком, а лестница разлетелась в граде деревянных осколков и людской плоти. Это оказалось поворотным моментом. Сарацины во рву на секунду оторопело застыли, но вот уже первые из них повернули вспять, их примеру последовали другие, а вскоре отчаянная жажда спасения от верной гибели пронеслась по рву подобием вихря. Не прошло и минуты, как штурм захлебнулся и турки начали стремительно откатываться на свои исходные позиции, подальше от безжалостного обстрела. Защитники с победной яростью кричали им вслед, свистя и улюлюкая, а некоторые в запале продолжали стрелять до той поры, пока последний сарацин не вышел из зоны обстрела. Когда захлебнулся основной штурм, прекратил бой и отряд янычаров, существенно поредевший в перестрелке с людьми полковника Маса. Взвалив на плечи подпорки и аркебузы, турки повернулись и поспешно зашагали прочь. Кое-кто из солдат Маса побросал оружие и, торопливо выхватив нож, припустил за янычарами. Лишь властный окрик командира заставил их остановиться и неохотно повернуть назад. Наконец аркебузиры сомкнули строй и пошагали обратно, через подъемный мост пройдя в главные крепостные ворота Биргу.

На земле остались лежать сотни убитых и раненых. Потери христиан между тем составляли всего несколько человек на стенах и десятка три в плутонгах Маса, по результатам боя с янычарами.

– Преславно, – довольно кивнул ла Валетт. – Первый бой за нами, мессиры. В следующий раз Мустафа-паша, по крайней мере, поразмыслит, прежде чем вот так кидаться нас атаковать.

Он обернулся, оглядывая картину ликования на стенах. Победные крики подхватил уличный люд за стеной; Биргу радостно гудел из конца в конец. Вон уже и защитники Сент-Мишеля, наблюдавшие за боем, шумят со стен. Радостным перезвоном соборных колоколов и размахиванием флагов вторит им издали Сент-Эльмо. Все веселятся пусть небольшой, но все-таки победе над захватчиками. С почином, стало быть.

– Пускай порадуются, – одобрил ла Валетт. – Ишь, как ликуют… Бодрость духа нам всем на пользу. Скоро предстоят нелегкие испытания, так что надо радоваться, пока есть чему. Ну а пока турки готовят решающий штурм, мы с Божией помощью успеем довершить свои укрепления. Ну да ладно, пора возвращаться в Сент-Анджело. – Ла Валетт повернулся уходить, но неожиданно остановился и указал рукой: – Что там такое происходит?

Во вражьем стане перед потерявшим четкость строем снова вышла группа янычаров. С собой они несли кол. Когда его вколотили в землю, двое басурман выволокли вперед ла Ривьера, привязали ему руки к железному обручу наверху кола и содрали изорванный в клочья сюркот, оставив пленника нагим. Офицеры на бастионе беспомощно переглянулись между собой.

– Что они думают с ним делать? – тихо спросил Стокли.

Те двое, что привязали пленника к колу, вытянули из-за кушаков изящного вида трости и, прежде чем приблизиться к французскому рыцарю, пробно помахали ими в воздухе.

– Проклятье! – проронил Томас. – Они собираются забить его до смерти.

– Этими-то прутиками? – усмехнулся Стокли.

– Да, этими прутиками, – ровным голосом ответил Томас. – Я видел их в действии на Балканах. Человек под ними умирает на протяжении нескольких часов, а муки его с каждым ударом становятся все нестерпимее.

Двое янычаров расположились по бокам ла Ривьера и принялись нахлестывать его тросточками. Под первыми ударами рыцарь слегка пошатывался, а через какое-то время припал к колу и выгнул спину, снося страдание в стоическом безмолвии. Турки присели, наблюдая за потехой, в то время как защитники Биргу смотрели на происходящее в тихом отчаянии.

Спустя где-то час колени у ла Ривьера подогнулись, и он мешком повис на своей привязи, закинув голову и раскрыв рот в немом крике страдания.

– Сир, – обратился Стокли к ла Валетту. – Можем ли мы ударить из пушки и оборвать страдание этого несчастного?

– Ты сам посмотри, – проговорил ла Валетт. – Дистанцию они отмеряли со знанием дела. Сейчас до них никакой пушкой не достанешь. Так что поделать ничего нельзя, разве что избавить наших людей от этого невыносимого зрелища. А потому на стенах остаются только часовые. Остальным всем разойтись по казармам и квартирам. Сию же минуту.