Судя по лицам людей, расходящихся по узким городским улочкам, праздничную эйфорию погасило зрелище истязания ла Ривьера. Экзекуция продолжалась и днем, на глазах у тех, кто дежурил на стенах. Томас вместе со Стокли и полковником Масом остался на бастионе кастильцев. Великий магистр с остальными офицерами возвратился в Сент-Анджело. Под стенами Биргу небольшие отряды османов собирали своих убитых и раненых. Первых готовили к похоронам, вторых уносили в лагерь для врачевания. Попытку турок собрать своих павших товарищей во рве пресек Томас, приказавший дать для острастки выстрел, чтобы неприятель вместе со сбором тел не вздумал заодно поизучать вблизи стены и бастионы крепости. Силы османов, участвовавшие в утреннем приступе, влились в состав походных колонн, повозок и пушечных подвод, перемещающихся на запад Сенглеа. Осталось сравнительно небольшое прикрытие, которое сейчас прорубало ложементы, берущие Биргу и Сенглеа в кольцо.
Все перемещения врага смотрелись каким-то фоном; внимание защитников было неотрывно приковано к казни ла Ривьера. Во второй половине дня первые два янычара сменились, а просевшего у столба христианского рыцаря продолжили ритмично стегать их сменщики. Под вечер осмотреть пленника явился какой-то офицер. Присев на корточки, он за волосы поднял ла Ривьеру голову, посмотрел, после чего вынул нож и перерезал французу горло.
– Отмучился бедняга, – прикрыв глаза, склонил голову Стокли. – Упокой Господь его душу.
– Не надо было попадаться им в лапы, – пожал плечами Мас. – Я такой ошибки совершать не буду. И ни у кого из своих ее не допущу. Что и говорить, урок преподан достойный. Такой, что, несомненно, укрепит решимость каждого на этом острове, будь то мужчина, женщина или ребенок. Как верно сказал Великий магистр, на Мальте мирных жителей больше нет. Известно и еще одно: нам остается только один выбор: победа или смерть. – Мас расправил плечи и отвернулся от вражьего стана. – Сейчас проверю смену караула и пойду уведомлю Великого магистра, что страдания ла Ривьера закончились.
– Хорошее решение, – одобрил Стокли. – В таком случае увидимся вечером на совете.
Полковник чуть склонил голову и удалился вниз по лестнице. Наверху, помимо Томаса и Оливера, остались лишь четверо солдат, которые держались от рыцарей на почтительном расстоянии. Оба какое-то время молчали, глядя на нагое тело, по-прежнему прихваченное к столбу. Наконец Стокли аккуратно кашлянул.
– Я так понимаю, ты видел Марию.
– Ты с ней разговаривал? – без улыбки поглядел на него Томас.
Губы Стокли растянулись в ухмылке.
– О да. Ты ее, признаться, порядком удивил, но теперь она оправилась и пришла в чувство. Она не желает тебя больше видеть. Никогда.
В груди тревожно кольнуло, но быстро прошло, после того как Томасу вспомнилось выражение ее глаз: потрясенность, а затем знакомая, безошибочная, прежняя приязнь. Стокли, безусловно, лгал.
– Признаться, я тоже изрядно удивился, когда ее увидел. Ведь ты говорил мне, что она умерла.
– Я сказал, что она умерла
– А теперь вот она для меня жива, и даже очень. А я – для нее. Где она?
Стокли, не сводя глаз, ответил:
– В безопасности.
– В безопасности? От врагов или от меня?
– Безопасность от врагов не предвидится ни одному из нас. Но, по крайней мере, я могу спасти ее от тебя, Томас. Уберечь ее от всего этого. От отчаяния.
– Где она? – повторил Томас, на этот раз сквозь стиснутые зубы. – Скажи мне.
– Не дождешься. Ум ее после этой вашей встречи уже и без того неспокоен. К счастью, мне удалось ее вразумить, и она согласилась, что видеть тебя снова – сущая глупость. Непоправимая. Как я уже говорил, Томас, Мария для тебя мертва. И не пытайся ее разыскивать.
– Я найду ее, – утробно прорычал Баррет, прижимая руки к бокам, чтобы невзначай не вцепиться Стокли в глотку. – Клянусь, что снова ее увижу.
Стокли, презрительно прищурившись, заговорил с такой ядовитой злобой, какой Томас за ним даже не припоминал:
– Да проклянет тебя Господь и обречет тебя на муки кромешные в аду. Молюсь об этом всею своею душой. Этого, и только этого ты заслуживаешь.
– Откуда у тебя ко мне такая ненависть? – с вызовом спросил Томас. – Что я тебе сделал, что ты желаешь мне такой участи?
– Ненависть? – интимным голосом пропел Оливер Стокли. – О да, я тебя ненавижу. Потому что она любила