Меч и ятаган

Томас вместо ответа прикрыл глаза – чего, собственно, и не требовалось, чтобы воссоздать в памяти портретный образ на медальоне, а уж тем более лицо Марии. На душе творилось что-то невообразимое, а главное, толком непонятно, что именно следовало сказать этому сидящему впереди юноше; тут дай-то Бог с самим собой разобраться. Кто же, в самом деле, этот молодой человек: его эсквайр, сын, шпион Уолсингема? Правда и то, и другое, и третье, но… как же теперь все это в себя вобрать и разместить в теперешнем, ином измерении? Просто голова кругом.

– Ричард… Рикардо… Я видел твой портрет в медальоне, присланном твоей матери.

– О чем вы? – нахмурился Ричард. – Моя мать? Что за вздор вы несете?

– Я знаю правду. Сейчас не время играть в игры. Тебе может грозить серьезнейшая опасность.

– Вот как? – насмешливо возвел бровь Ричард. – Опасность? Какая именно? И откуда ей взяться в городе, обложенном со всех сторон сарацинами?

– Перестань! – Гнев Томаса прорвался наружу. – Я теперь знаю, что ты мой… сын.

Глаза Ричарда на мгновение округлились, но лицо тут же сделалось непроницаемой маской.

– Что вас наводит на такие мысли?

– Я видел в медальоне твой портрет. Буквально только что у меня был разговор с твоей матерью.

Ричард холодно улыбнулся.

– Что-то у нас получается игра в одну лунку, как говорят шотландцы. Моя мать умерла годы и годы назад, когда я был еще ребенком. – Лицо юноши сделалось жестким. – Однако я неплохо наслышан о том, что у меня был за отец. То есть вы. Господин, который тешился в свое удовольствие со служанкой, а затем вышвырнул ее вон, как только узнал, что у нее от него ребенок. И из стыда, а скорей всего из страха, так и не признал, что у него есть сын.

– Что-о? – вскинулся теперь уже Томас.

– А то, – сузил глаза Ричард. – Этот самый медальон, кто вам его показал?

– Конечно же, Мария. Твоя мать.

Ричард резко, носом, вдохнул.

– Нет. Такого быть не может. Моя мать – служанка. Я ее помню. Мне говорили, что она умерла после того, как меня отправили в Англию, где я воспитывался у родственников Стокли – дескать, на тебе, Боже, что нам негоже. Пригрели все равно что из жалости. – Припоминая, он в горьком негодовании стиснул зубы. – Я предугадывал, что вы так или иначе докопаетесь до моего происхождения прежде, чем я сам в нужное время выложу вам правду. Я думал это сделать после того, как мое задание будет выполнено, и тогда уже рассчитывал все вам рассказать, решив заодно, убивать вас или нет.

– Меня… убивать? – оторопело выговорил Томас, чувствуя, как сердце словно стискивает ледяной кулак. – Но как? То есть за что?

– За что? – с сухим смешком переспросил Ричард. – А разве не за что? Вы бросили мою мать, заставили ее разлучиться со мной. Устроили мне высылку к чужим людям, которые обращались со мной так, будто мне и жить-то на этом свете должно быть зазорно; не воспитывали, а можно сказать, третировали. Хотя надо отдать должное: благодаря патронажу семейства сэра Оливера я затем попал в Кембридж, и там меня заметил сэр Оливер Сесил. – Ричард сделал паузу. – Вот он мне действительно был как отец. Не то что вы.

– Богом клянусь, мне ничего об этом не было известно! – воскликнул пораженно Томас. – Да если б я только знал, я бы горы свернул, небо и землю, чтобы найти тебя и забрать к себе.

– Ну да, конечно… Как любой другой благородный сэр, что берет на себя ответственность за своего незаконнорожденного отпрыска.

– Не говори так. Все было бы иначе. Ты был – ты есть – мой сын.

– Ага. Ущербный плод вашей недолгой связи с моей матерью, который никогда не был нужен ни вам, ни ей.

– Неправда… Неправда! – сделав шаг, с мукой в голосе выкрикнул Томас, не боясь стен, у которых, как известно, бывают уши. – Я не знал о тебе, а твою мать заставили с тобой расстаться. Отняли силой. Но она по-прежнему жива.

Ричард презрительно фыркнул.

– Оставьте вашу нескладную ложь, сэр. Точнее, отец. Я знаю правду. Мне все рассказал Уолсингем после того, как раскопал мое прошлое. Поведал еще годы назад, а затем, когда на горизонте всплыло это задание, выбрал для него меня и сказал, что по его завершении я буду волен поступить с вами как захочу.

– Ах вот как! – болезненно скривился Томас. – Значит, тобой движет месть?

– Не то слово. Я, можно сказать, жил ее предвкушением. Она подпитывала меня все эти годы. Ее мне в награду предложил Уолсингем. Наряду, разумеется, с тугим кошельком.

Холодный расчет в голосе Ричарда ввергал в оторопь, даже при беглом осмыслении продуманности извилистых интриг Уолсингема. Вот это злодейство так злодейство – туманное, многомерное, циничное…

– Бог ты мой, – дошло наконец до Томаса. – Он планировал все это загодя. Вымащивал годами вперед.

– Не понимаю, – насупился Ричард.