Меч и ятаган

– Не можем, но, вероятно, придется, – упорствовал Ромегас. – Иначе как мы растянем запас провианта? Люди и так уже голодают. Через пару недель у солдат уже не останется сил сражаться. Форт же укреплен значительно лучше, чем город и его стены. Так что такой шаг считаю вполне оправданным. Быть может, сир, это единственный шанс спасти наш Орден.

– Спасти ценой нашей репутации, – отозвался Томас. – Оставив мирных христиан на расправу сарацинам, мы тем самым навсегда покроем себя бесславием. Ведь пощады от османов никому не будет – лишь поголовная резня.

– Это война, сэр Томас, – холодно усмехнулся Ромегас. – Война, которую мы с Великим магистром ведем и вели все годы, что служили Ордену. И выживание Ордена должно ставиться превыше всего.

– Я-то думал, выше всего ставится противоборство магометанству, – возразил Томас.

– Покуда мы живы, пока у нас есть силы, мы всегда будем мечом, вонзенным в бок врагу, – припечатал Ромегас. – А для этого мы должны быть готовы идти на жертвы. Ради большего блага.

По лицу Великого магистра было видно, как нелегко ему определиться с решением.

– Это так, – тяжелым голосом откликнулся он на слова Ромегаса. – Удерживать Сент-Анджело куда проще, чем удерживать Биргу. Там и впрямь можно пересидеть осаду… Однако слова сэра Томаса тоже справедливы. Нельзя забывать, что Орден как раз и был создан для защиты праведных и безвинных. Тех, кому нужна помощь. – Он тягостно вздохнул и, помолчав, сказал: – Думаю, я уже знаю, как надо поступить. Да, уверен в этом.

Ромегас взглянул на Томаса с торжествующей улыбкой: его взяла.

– Оно и к лучшему, сир. Да будет так.

– Вы меня не так поняли, – пояснил ла Валетт. – Отступления в форт не будет. Поскольку я уже распорядился взорвать подъемный мост.

Глава 42

Вечерний сумрак озарился розовато-снежным блеском гигантской вспышки, от яркости которой Томас невольно прищурил свой единственный зрячий глаз. Под стать дымно-пламенному смерчу оказался и разнесшийся по Биргу грохот разрыва, от которого заложило даже привычные к пальбе уши. Полыхающие обломки моста, лениво кувыркаясь в высоте, вначале медленно, а затем с нарастающим разгоном устремились к земле и пали в граде искр, простучав по крышам ближних строений или с шипением загасившись в рукотворном канале между фортом и городом.

Великий магистр, его советники и старшие офицеры смотрели на это зрелище в дружном молчании.

– Ну вот и все, мессиры, – сказал ла Валетт непринужденно. – Пути к отступлению у нас теперь нет. Это наше послание, адресованное как сарацинам, так и горожанам. С Божьей помощью Биргу мы отстоим. Ну а если не получится, то поляжем на здешних развалинах. Грядет последнее испытание. – Обернувшись, он оглядел занятые неприятелем высоты вокруг города. – Нынче утром был захвачен в плен турецкий офицер. Он выдал, что армия Мустафа-паши готовится к последнему решающему броску. Теперь понятно, почему последние восемь дней враг ни разу не ходил на приступ, а лишь обстреливал то, что оставалось от городских стен. Штурм начнется завтра, с первым светом.

Ла Валетт повременил, давая своим словам отложиться в восприятии.

– Если атака захлебнется, то, по всей видимости, Мустафа-паша в дальнейшем уже не сможет поднять своих людей на бой, и мы, скорее всего, выдержим осаду. Предлагаю сегодня хорошенько отдохнуть и быть на своих постах за час до рассвета. – Своих приверженцев он оглядел с мрачноватой решимостью. – Для высокопарных речей я слишком утомлен. А потому скажу всего несколько слов. Сарацин мы били в лучших традициях нашего Ордена. Для меня было честью командовать и сражаться вместе с вами и теми, кто пал, защищая святую веру. Все вы герои. Никто не мог бы совершить большего во имя чести и славы. Если нам завтра суждено погибнуть – что ж, быть посему. Наш венец мучеников вдохновит все остальное христианство восстать на богоотступников. Смерть наша будет отмщена. Ну а коли останемся в живых, то слава о нас зажжет сердца еще многих грядущих поколений. Все, кто прослышит о наших великих деяниях, замрет и вознесется мыслью, и с преисполненным гордости сердцем скажет: «Вот, вот он, зенит христианской славы за всю долгую нашу историю!» – Обойдя свое офицерство, ла Валетт поочередно, с чувством, пожал каждому руку. – Да пребудет с вами Господь. Если я кому-то понадоблюсь, ищите меня в соборе за молитвой.

На этом он повернулся и быстрым шагом пошел в разбомбленное ядрами сердце Биргу.

Томас смотрел ла Валетту вслед, впервые улавливая в этом несгибаемом человеке перемены. Все те последние месяцы, что давили на защитников тяжким грузом, лишь один ла Валетт, казалось, черпал в своем противлении врагу силу и яростную решимость. Но вот дал себя знать возраст: прогнулись под веригами лет плечи, и впервые за все время Великий магистр предстал взору тощим, хрупким и больным, чего в принципе несложно ожидать от человека, которому за семьдесят.

– Удивительно, как он умудрялся так долго тянуть этот воз, – словно в такт мыслям Томаса тихо сказал Ричард. – Теперь, видимо, надежда его все-таки оставила.